были так, просто, между делом, лишь бы поразвлечься к больше ничего. И тех женщин, с которыми я развлекался, вполне устраивало это.
— Фернандо, — возразила Тереза с непонятной для него радостью. А ведь это ей как раз и требовалось. Ее братец был, как никогда, близок к тому, чего хотела от него Сильвина. Он созрел для женитьбы. — Ты бы мог сразу заметить, что Сильвина далеко не дура и тем более не женщина легкого поведения! Вспомни, как поэтично она говорила о семейном очаге и о своем отношении к браку.
— Но я не могу полюбить твою подругу, обладай она даже талантом Шекспира! — отмахнулся раздраженно Фернандо. — Нельзя полюбить ни за наивность, ни за талант, ни за чистоту помыслов, нет! Любят не за это! — незаметно для себя он разгорячился, стал жестикулировать, словно обращался не к Терезе, а к многочисленной аудитории. — Любят всей кожей, ощущениями, сердцем наконец! Просто любят, даже ни за что!
— Это все слова, одни слова, может быть, и красивые, но совсем неразумные! — возразила Тереза, с изумлением слушавшая его тираду. — Тем более неразумные, когда речь идет о выборе супруги.
— Вы только послушайте голос разума! — протянул в ее сторону указующий перст Фернандо.
Чела готовила обед, скоро передвигаясь из одного конца кухни в другой. От холодильника к большому столу, на котором разделывалось мясо, резались овощи, потом к плите и так много раз. Наверное, за день набегало немало километров.
Временами Чела бросала любопытные взгляды на молчаливо сидящую за столом Бернарду. Девушка догадывалась, что мысли сейчас у Бернарды далеко не из приятных. Груз этих мыслей даже как будто физически придавил ее. Всегда гордая, властная с прислугой, которой она руководила, Бернарда в последнее время постарела и пригнулась, ссутулилась...
— Вы плохо себя чувствуете? — осведомилась Чела.
— Нет, — не меняя позы, тихо ответила Бернарда, но потом вдруг кивнула: — Да, немного. — Почувствовав, что ведет себя странно, попыталась оправдаться: — Наверное, это давление. У меня иногда случаются перепады. В такие дни я чувствую себя очень подавленной.
— А почему бы вам тогда не пойти к себе в комнату и не прилечь? — предложила Чела. — Я здесь сама прекрасно справлюсь. Тем более что все почти готово.
— Нет, — отказалась Бернарда.
— Вы мне не доверяете? — обиделась Чела.
— Нет, не в этом дело.
— Торт уже готов, мясо у меня в духовке всегда очень хорошо запекается, — перечисляла Чела, не прекращая ни на минуту мешать, резать, чистить, крошить. — А лимонный крем — это вообще что-то!
— Я это знаю, Чела. — Бернарда говорила тихо, словно после очень тяжелой работы, когда сил уже нет даже слово произнести. Едва уловимая грустная улыбка была на ее губах. — Я не ухожу отсюда не потому, что не доверяю тебе, нет, ты прекрасная кухарка. Просто меня в любой момент могут позвать. Поэтому я сижу здесь и жду.
— Кто? — удивилась, ничего не понимая, Чела. У нее даже мелькнула в голове мысль — не заговаривается ли Бернарда?
— Они, — выдохнула тяжело Бернарда.
— Сеньора Герреро и сеньорита Исабель? — уточнила Чела.
— Да, они... время пришло, — скорее не Челе, а самой себе говорила эти слова Бернарда.
— Какое время? — На всякий случай Чела скосила глаза на циферблат настенных часов. Но подумать о времени ей не удалось. Дверь в кухню отворилась, и на пороге появилась Исабель. Она обратилась к сидящей к ней спиной Бернарде.
— Мама просит тебя подняться в ее комнату, — холодно произнесла она. Затем проследила, как Бернарда тяжело поднялась со стула, словно ее ожидала казнь, и медленно пошла к двери кухни. Дождавшись, пока Бернарда пройдет мимо нее, Исабель закрыла за собой дверь.
Мадам Герреро тоже нелегко далось это решение на встречу с Бернардой в присутствии Исабель, но последняя просто настояла на этом. Вряд ли мадам чувствовала себя уверенней Бернарды. А если учесть общее состояние ее организма, то только чудом можно объяснить то, что она еще не потеряла сознания.
— Мы пришли, мама, — сообщила Исабель, входя за Бернардой в комнату матери. — Бернарда, возьми банкетку и присядь ближе к кровати, — приказала она. Бернарда, словно автомат, медленно, но точно выполнила это распоряжение. Сама же Исабель присела в ногах у матери — таким образом, чтобы обе женщины были перед ее глазами. — Ну и... — произнесла она, глядя на них. — Я жду объяснений.
— Бернарда, — тяжело произнесла мадам Герреро после паузы. Голос мадам был весьма неуверенный. — Я на самом деле не знаю, с чего начать наш разговор. — Она попыталась взглянуть на Бернарду, не меняя положения головы. На похудевшем бледном лице жили лишь огромные глаза, взгляд которых был наполнен болью.
— С самого начала, мадам, — чуть склонила в ее сторону голову Бернарда. Легкая улыбка, едва уловимая, так и застыла на ее губах. Она повернулась к Исабель, внимательно следившей за обеими. — Исабель, — начала Бернарда, — я сейчас расскажу тебе историю, которая началась давно, двадцать лет тому назад, и которую мы скрывали от тебя.
— Эта история началась на Сицилии? — внезапно задала вопрос Исабель.
— Эта история одной молодой девушки и одного юноши, — продолжила Бернарда, словно не расслышав вопроса Исабель. — Эта история — история любви...
— О любви? — Исабель удивила романтическая нотка, которая прозвучала сейчас в голосе Бернарды.
— Не знаю, — произнесла мадам Герреро, — надо ли это, Бернарда?
— Мама, в чем дело? — Исабель очень хотелось разобраться наконец в том, что происходило между матерью и Бернардой, которая с детства принимала деятельное участие в ее воспитании и, по сути, являлась второй ее матерью. — Я обожаю истории про любовь! — Исабель хотелось разобраться, понять и защитить мадам Герреро. Она была уверена в ее правоте.
— Девушек всегда привлекают романтические истории о любви, — печально констатировала Бернарда. — Особенно о такой, как у девушки из моего рассказа. — И Бернарда как будто вновь погрузилась мыслями в годы беззаботной юности. Она даже прикрыла глаза, словно для того, чтобы не видеть окружающую ее обстановку и свое отражение в зеркале на стене. — Она открывала по вечерам окно в своей комнате и смотрела на море, переливающееся красками заката, а если это было ночью, то залитое лунным сиянием. — Голос Бернарды лился ровно и напоминал рокот морского прибоя. — Она ждала любви.
— Она, эта девушка, — спросила Исабель, — была очень красива? — Рассказ Бернарды очаровывал ее.
— Она была красивая, молодая и мечтательная, — кивнула Бернарда.
Мадам Герреро против своей воли тоже погрузилась в это море воспоминаний. Ведь то, что рассказывала сейчас Бернарда, происходило на ее глазах, при ее непосредственном участии. Это была часть ее жизни, далекая часть. Еще не было этой болезни, приковавшей ее к постели и отнимающей у нее по каплям жизнь.
— У нее были деньги, у этой девушки? — опять спросила Исабель.
— Она была не богатой, но и не бедной. — Все неприятности последних дней оставили Бернарду, она уже жила там, в прошлом, и это было написано на ее улыбающемся, помолодевшем лице. — Она была такой, как большинство тех, кто жил в ее поселке.
Перед глазами Бернарды возникли узкие улочки большого поселка, дома из камня, который добывали неподалеку. Этим же камнем были вымощены все улочки. Они были настолько узкими, что балкончики противоположных домов почти касались друг друга.
— У ее родителей было немного земли, которую они возделывали и которая кормила семью и давала возможность даже откладывать немного на черный день. Был также каменный дом. Впрочем, такие дома были почти у всех жителей. Однажды...
