Фернандо, Исабель продолжала рассказ.
— Все произошло так внезапно. — Она посмотрела на внимательно слушавшего ее Фернандо. — Со мной никогда такого не случалось. Наверное, я не знала, что такое настоящее страдание. — Исабель помолчала, а Фернандо боялся даже пошевелиться, чтобы не вспугнуть эту милую детскую доверчивость, которой прониклась к нему Исабель. — Когда мой папа умер, — продолжала она, — я была совсем крохотной, я не помню его.
— Успокойся, не грусти, Исабель, — попросил Фернандо, страдая в душе вместе с ней. — Лучше рассказывай дальше. Так, значит, ты француженка? — спросил он после паузы, как бы понуждая ее этим вопросом к дальнейшему повествованию. Он смотрел на ее красивые длинные пальцы, которые она переплела и сжала так, что они побелели, и ему захотелось припасть к ним губами.
— Нет, — покачала головой Исабель, — я аргентинка. Я живу в том же доме, в котором когда-то родилась. Но я ездила с мамой во Францию, в Париж. — Было нечто детское в том, как она сказала о поездке во Францию, и это опять умилило Фернандо. — Там я выучила английский, — продолжала Исабель, — французский, немецкий. Маме очень нравятся иностранные языки, все, кроме итальянского. Не знаю, — улыбнулась она, — почему он ей не по душе. А я им восхищаюсь...
— А я восхищаюсь тобой, — вздохнул Фернандо, переполненный самыми нежными чувствами к этой девушке. Ему хотелось вот так сидеть и смотреть на нее, любоваться ею целую вечность.
— Не знаю почему, — продолжала Исабель, сделав вид, что не расслышала реплики Фернандо, хотя по вспыхнувшему румянцу можно было догадаться, что ей эта реплика весьма приятна, — но я понимаю итальянский язык. Это просто невероятно, — воскликнула она, — ведь я не учила его специально, как другие! — Исабель вдруг смутилась: столько нежности и восхищения было во взгляде ее соседа. — Что случилось? — спросила она его. — Ты так на меня смотришь...
— Нет-нет, ничего, — словно очнулся от гипнотического сна Фернандо. — Просто я думал, — начал он импровизировать на ходу, — что у тебя до сих пор жизнь была прекрасной. — Он помолчал, потом повернулся к ней и уверенно продолжил: — И в дальнейшем она будет у тебя прекрасна. С тобой будут происходить чудесные вещи. Я уверен в этом, Исабель!
„Это очень напоминает признание в любви', — подумала Исабель.
Полет подходил к концу. Пассажиры стали готовиться к посадке. Оживленная беседа постепенно затихла. Исабель погрузилась в свои невеселые мысли. А Фернандо старался использовать последние минуты полета, чтобы вдоволь насмотреться на нее. Он уже дал себе слово обязательно увидеться с Исабель через несколько дней и искренне надеялся, что здоровье мадам Герреро с приездом дочери пойдет на поправку и Исабель не будет такой грустной.
Мадам Герреро ждала приезда Исабель с нетерпением и со страхом. Она твердо решила бороться за нее до конца и использовать все возможности, всю свою власть и влияние. Правда, события последних дней окончательно подорвали ее и без того слабое здоровье и только упрямый, властный характер и огромная сила воли позволяли ей контролировать ситуацию.
Как бы плохо она себя ни чувствовала, мадам Герреро не изменяла своим привычкам. Всегда со вкусом одетая, она и в дни болезни следила за собой. Накануне приезда Исабель она приказала вызвать к ней адвоката Пинтоса, не первый год выполнявшего ее поручения. Тот был в курсе всех перипетий относительно Исабель, это была их общая тайна.
Когда адвокат Пинтос прибыл, мадам Герреро приняла его в своей комнате, на втором этаже огромного особняка. Комната была под стать хозяйке. Каждый предмет в ней, мебель были тщательно и со вкусом подобраны. Центральное место занимала широкая постель, на которой и сидела мадам Герреро, тщательно причесанная, в красивом платье, скроенном по последней моде. Дорогие серьги и нитка жемчуга дополняли ее наряд.
Адвокат Пинтос уже давно вел дела мадам Герреро и всегда немного побаивался ее твердого характера. Он знал, что если мадам чего-нибудь захочет, она обязательно добьется своего.
Увидев свою клиентку, адвокат поразился, как она изменилась за те несколько дней, что они не виделись. Мадам Герреро словно вся высохла, а блестящие глаза выдавали внутренний огонь, сжигавший ее изнутри. Адвокат Пинтос почтительно поздоровался и, повинуясь повелительному жесту мадам Герреро, подошел к ее кровати. Он не догадывался, о чем пойдет речь, но, судя по возбужденному виду клиентки, понимал, что предстоит услышать нечто очень важное.
Предчувствия адвоката Пинтоса оправдались. Речь пошла о документах, подтверждающих, что Исабель является дочерью мадам. Она требовала у адвоката эти документы и как можно быстрее. Адвоката Пинтоса поразил тон, каким разговаривала с ним мадам. Будто речь шла о жизни и смерти.
— Я прекрасно понимаю вас, мадам Герреро, — как можно спокойнее ответил адвокат Пинтос, стараясь направить диалог в более спокойное русло и объяснив для себя возбужденность и даже агрессивность мадам ее болезнью. — Я постараюсь сделать все возможное. — Доктор поправил спадающие очки, прижимая другой рукой к груди пухлую папку с бумагами.
— Не только все возможное, но и невозможное! — взорвалась мадам Герреро. — Мне нужны эти документы! — Ее лицо исказила гримаса страдания, словно от внезапного болевого приступа. — У нас с вами есть одна общая тайна, доктор Пинтос. — Ее горящие глаза словно пронзали адвоката насквозь. — Эти документы подтверждают, что Исабель по закону является моей дочерью. И я желаю немедленно получить их! — Последнюю фразу она почти выкрикнула. Было заметно, что этот разговор отнимает у женщины много сил и дается ей с трудом.
— Вы не находите, — начал неуверенно Пинтос, — что было бы гораздо надежнее хранить эти документы у меня? — Он почти наверняка знал, что мадам Герреро не согласится с этим, но ему надо было как-то попытаться оставить эти бумаги в своем ведении. Пока они хранились у него, он мог контролировать ход событий.
— Я хочу, чтобы они находились при мне! — не терпящим возражения тоном заявила мадам Герреро. — Я очень дорого заплатила за них. — Ее горящие глаза, которые казалась огромными на похудевшем лице, буквально буравили адвоката. Внезапно в них промелькнула тень подозрения. — Ведь бумаги законны, не так ли, адвокат?
— О-о, да, конечно, несомненно... — Пинтос отвел свой взгляд в сторону, оправдав это тем, что очки сползли ему на кончик носа. Ему не хотелось смотреть сейчас на мадам. — Они вполне законны, — заверил он. Привычка прикрывать указательным пальцем правой руки в момент волнения свои губы как раз и вызвала ее волнение. — Что незаконно, — продолжил он осторожно, — так это их происхождение.
— Это тот вопрос, по которому вашего мнения не требуется, — презрительно бросила ему в лицо мадам Герреро, дополнив слова резким жестом руки в его сторону. — Важно только одно, чтобы эти документы гарантировали законное происхождение Исабель. — Последнюю фразу она проговорила, старательно выделяя каждое слово, вбивая их в сознание адвоката Пинтоса, словно гвозди в дерево. — Происхождение в качестве моей дочери. Чтобы они в полной мере обеспечивали продолжение моего рода через Исабель. — Она замолчала в ожидании того, что же скажет ей на это доктор.
— Это совершенная истина, — закивал тот головой, и его очки в тяжелой роговой оправе вновь сползли на кончик массивного носа.
— Я хочу как можно быстрее получить эти бумаги. — Мадам Герреро вновь приняла высокомерный вид. — Хочу, чтобы они были у меня, находились в моих руках.
— Ваше желание, мадам Герреро, будет исполнено, можете не сомневаться, — заверил ее адвокат Пинтос, однако растерянное выражение его лица говорило о том, что он не совсем одобряет желание своей клиентки.
— Исабель! Исабель — одна из Герреро, — заговорила приподнятым, немного торжественным тоном мадам, не глядя на доктора, словно его и не было в комнате. — И она останется ею! Чего бы мне это ни стоило! — Мадам сейчас напоминала фанатиков, готовых идти на смерть ради идеи. — Исабель Герреро!.. Исабель Герреро!.. — исступленно повторяла она, а адвокат Пинтос с опасением наблюдал за ней, понимая, что, даже несмотря на свою смертельную болезнь, эта женщина настолько сильна, что от нее можно ожидать чего угодно. Но все же разговор отнимал слишком много сил у мадам, и она внезапно сникла, спина ее согнулась, она обхватила свои плечи руками, сжавшись, словно от боли. — Исабель моя дочь, — уже
