грохотали разрывы гранат, после чего начинались рукопашные схватки.
Большинство вагонов мексиканцы захватили, только перестреляв их защитников, которые сражались до победного конца. Однако были и такие, которые героической смерти предпочитали сдачу в плен. Как ни странно, но в их числе оказался генерал Макниш и офицеры его штаба. По злой иронии судьбы, в плен его взял простой погонщик скота Мануэль Сота.
Прорвавшись к генеральскому вагону, он бросил внутрь гранату, а затем ворвался в него и сам. Клубы дыма еще не полностью осели, а Мануэль уже стал выбрасывать через проем на руки своих товарищей оглушенных от взрыва американцев. Капитан Хорнер попытался оказать сопротивление пеону, но Мануэль мгновенно прострелил ему голову из пистолета, чем поверг в ужас офицеров и самого генерала Макниша. Подавленные кровавой расправой над капитаном, они не выказывали попыток к сопротивлению, покорно отдав свою судьбу в руки мексиканских революционеров.
Так постепенно, завершилось это сражение у Сьерра-Бланко. Около ста человек сложили оружие и были взяты в плен мексиканцами, чуть более сорока человек сумело скрыться в одном из оврагов, и не были обнаружены противником. Больше всех повезло кавалеристам, которые с момента подрыва эшелона успели выгрузить своих лошадей, но не успели принять участие в бою. Едва только исход сражения стал ясен, капитан Олсен приказал отступать, и обрадованные всадники понеслись в бешеный галоп, спасая свои драгоценные жизни.
Едва только стало известно о новой победе Вильи над американскими войсками, как Америка немедленно взорвалась громкими криками негодования в адрес президента. Многие газеты прямо обвиняли Вильсона в мягкотелости и близорукости в деле защиты родины. Газетчики с пафосом спрашивали, что дороже президенту Вильсону, интересы воюющей Европы или внутреннее спокойствие и целостность его страны. И тут же делали выводы, что первое, поскольку президент отправил за океан свои лучшие части, а против революционного злодея бросил неполную бригаду. При этом мастера пера полностью забывали о двух дивизиях генералов Абрамса и Армстронга, которые уже направлялись в Техас.
Очень раздраженный поднятой газетчиками шумихой, президент Вильсон был вынужден выступить с объяснением в Конгрессе, где он подвергся резким нападкам, как со стороны республиканцев, так и со стороны демократов. В этот день ему пришлось полностью испить горькую чашу непонимания и даже вражды. Все конгрессмены в один голос требовали немедленных действий, которые должны были раз и навсегда покончить с негодяем Вильей замахнувшегося на самое святое, целостность Соединенных штатов.
Уверения Вильсона о том, что против Вильи уже отправлены внушительные силы, были встречены в штыки конгрессменом республиканцем от штата Вайоминг Дэвид Мэйсона. Кем-то хорошо проинформированный, он известил конгрессменов о том, что дивизии Абрамса и Армстронга о которых говорил господин президент, по своим боевым качествам мало, чем отличаются от бригад ранее разбитых Вильей. «Разница заключается только в численности солдат отправленных против Вильи солдат, а так же во времени, за которое он их разобьет» - трагическим голосом произнес Мэйсон.
Напрасно Вильсон пытался заверить конгрессменов, что двух дивизий вполне хватит для наведения полного порядка в Техасе. Слова Мэйсона сделали свое черное дело, и каждый из выступавших стал требовать выделения гораздо больше сил против столь опасного врага как Панчо Вилья. И тут Вильсон совершил непростительную для политика ошибку. Вместо того, что бы клятвенно обещать, что ближайшее время он сделает все мыслимое и немыслимое ради немедленного наказания мексиканского чудовища, он с наивной прямотой заявил, что большего количество войск правительство на данный момент выделить не может.
- Нужно подождать только месяц, за время которого мы сможем сформировать дополнительные соединения и бросим их на Вилью – сказал президент, не подозревая, что подливает масло в огонь. Гул недовольства прошелся по рядам сидящих перед Вильсоном политиков, желавших видеть своего президента более озабоченным судьбой родины.
Первым вскочил Стив Грексон конгрессмен от штата Мэн. Устремив на Вудро негодующий взгляд, он объявил, что Отечество в опасности и призвал к немедленному возвращению из Европы американской армии, чьё присутствие на родине, могло бы твердо гарантировать американскому народу победу над Вильей.
Как только эти слова были произнесены, все ринулись высказывать свое полное одобрение этому предложению, категорически отказываясь слушать голос Вильсона призывавшего не делать этого. В этот день президент получил первое крупное поражение за все время своей политической карьеры. Единственно, что удалось ему сделать, так это перенести слушание вопроса об отзыве армии из Европы на более поздний срок, мотивируя это необходимостью более полного изучения правительством данного предложения. Вечером того же дня, у президента случился гипертонический кризис, который врачи смогли купировать с большим трудом.
Последующие дни не принесли Вильсону спокойствия. Подозревая, что за конфузом в конгрессе стоит Хаус, Вильсон высказал полковнику массу гневных упреков, когда тот явился на доклад к президенту по Техасу, внутреннее положение в котором было далеко не блестящим.
Сбывались мрачные предсказания полковника об опасности сепаратизма этого штата. Губернатор Старк своей властью подчинил остатки бригады Макниша силам самообороны во главе с отставным генерал-майором Бьюкененом, являвшимся одной из теневых фигур в «Союзе за независимость Техаса». Несмотря на яростные протесты Хауса, Старк заявил, что не видит более достойной кандидатуры для защиты жителей своего штата, в то время как федеральные генералы терпят одно поражение за другим.
Однако вместо делового и конструктивного диалога, весь разговор между двумя политиканами, ещё недавно вершивших судьбы мира и определявших послевоенное будущее Европы, свелся к резкой перепалке, положившей конец их долговременному и плодотворному сотрудничеству. Обозленный на неблагодарного президента, Хаус громко хлопнул дверью Овального кабинета, заявив, что больше ноги его здесь не будет. Что кричал разгневанный президент вслед Хаусу, никто никогда не узнает за исключением Эдит Вильсон. Она прибежала в кабинет мужа едва только секретарь Вильсона миссис Пейдж сообщила ей по телефону, что из кабинета президента слышны громкие голоса. С огромным трудом Эдит удалось успокоить своего мужа, заклиная его держать себя в руках и выпить лекарство, прописанное ему докторами. Сидя рядом с креслом и держа мужа за руки, Эдит с ужасом стала отмечать, что её любимый Вудро сильно изменился и, к сожалению, в худшую сторону.
Президент стал очень нервным и невыдержанным, позволяя себе грязно ругаться, не обращая внимания на присутствие любимой жены. Позже, когда он смог успокоиться, Вудро попросил у Эдит прощение за столь некорректное поведение, но уже ничто не могло поколебать уверенности миссис Вильсон, что дела её мужа идут не столь блестяще как два месяца назад.
В отличие от охваченного скандалом Белого дома, в берлинском ресторане «Милый Августин» было тихо и малолюдно. Время завтрака уже прошло, а обеда ещё не наступило. Полковник Николаи специально выбрал эти часы для своей встречи с депутатом рейхстага Эббертом, поскольку любой посторонний человек был сразу виден.
После своей встречи с представителем русской разведки Энгстремом, Николаи не долго размышлял о сделанном ему предложении и вскоре полностью окунулся в работу с депутатами рейхстага. Через почтовый ящик названный русским во время их второй встречи, полковник получил довольно интересные материалы на господ депутатов и сегодня с одним из них собирался провести приватную беседу.
На встречу в «Милом Августине» Эбберт был приглашен телефонным звонком, якобы из налоговой полиции. Звонивший представился инспектором полиции Шмидтом и предложил встретиться с господином депутатом в мирной обстановке, что бы обсудить один вопрос, который из уважения к геру Эбберту, можно разрешить мирным путем без вызова в налоговое управление. Имея за своей спиной определенные не вполне законные делишки, Эбберт охотно согласился с предложением господином Шмидта и прибыл точно в указанное им место и назначенное время.
Увидев Эбберта, Николаи не пошел на контакт. Спокойно попивая в дальнем углу кофе, он внимательно следил за обстановкой в ресторане, проверяя нет ли за господином депутатом «хвоста». Прошло семь минут, но ничего подозрительного старый лис не обнаружил и подал условный знак кельнеру, который, подойдя к столику Эбберта, предложил ему пройти в отдельный номер, где его уже ждали.
