– Этот офицер – зовут его Хиггинс – тоже замешан в деле, – подытожил я. – У него явно рыльце в пушку. Кстати, они упоминали еще одного подельника, которого теперь уже нет в живых.
– Как его звать?
– Пометкин… нет, вроде бы Ошметкин… – Чудная фамилия никак не приходила на ум. – Или Подметкин. Нет, никак не припомню. Короче, это он, говорили, всему виною, но его не прищучишь, потому как он давно дал дуба.
– Черт бы побрал твою дырявую башку! – окрысился на меня Альфонс. А зря: про меня много чего можно сказать, но дырявая башка – это уже перебор.
Затем, несмотря на все треволнения, опасности и погоню, я уснул, и, как впоследствии оказалось, остальные тоже. На рассвете же последовал чудовищный толчок, от которого все мы попадали друг на дружку, раздался хруст, скрежет, грохот, возвестившие о том, что Чурбан Хопкинс тоже заснул.
К сожалению, за рулем танка.
Глава тринадцатая
1
Танк пришлось бросить, но там, у илистых берегов реки Сенегал, уже можно было не опасаться погони.
Воды, питья, снаряжения и всего прочего у нас было с избытком: днем раньше Хопкинс натащил в танк всяких припасов впрок.
Вот только местность оказалась неприветливой и дикой; здесь явно нечасто ступала нога человека.
А впереди простиралось густо поросшее растительностью болотистое пространство, которое нам предстояло пересечь в юго-восточном направлении.
Мы сделали последний привал у реки.
Чурбан приставил к глазам конфискованный у капитана саперов бинокль и уставился вдаль.
– Там какое-то строение.
– Должно быть, заброшенное здание миссии, о котором упоминала графиня.
– Вполне возможно. А напротив – остров Санта Изабелла.
Мы молча побрели, стараясь не разглядывать мрачный, пустынный остров. Ах, как сейчас пригодился бы мул тащить поклажу, но воровство в таких масштабах оказалось не под силу даже Хопкинсу. Наш отряд углубился в джунгли. Влажная почва кишела всякой нечистью – пиявками, сколопендрами и тарантулами, жара и духотища – не продохнуть. Мы без конца глотали хинин, но все равно кости ломило, глаза щипало, а сердце гнало кровь судорожными толчками.
По ночам вдалеке раздавался бой барабанов.
– Чего это они? – в первый день удивился Хопкинс.
– Объявляют мобилизацию, точь-в-точь как в европейских армиях. Собирают отовсюду родственные и союзные племена, чтобы война не застала их врасплох.
– Война… – пробормотал я. – Если она разразится, пока мы еще будем в пути, значит, все наши труды были напрасны. Разъяснятся все тайны, а что толку? И алмазные россыпи накроются.
– Не валяй дурака, выше голову! – рявкнул на меня Хопкинс, жуя позаимствованную у артиллерийского офицера сигару. – Войны не будет, все тайны раскроются, алмазный рудник достанется нам, а капитан Ламетр женится на своей барышне. Все, пора на боковую!
Вот такой неунывающий человек был наш Чурбан Хопкинс!
2
На другой день мы прибыли в негритянское селение.
Украшенные яркой боевой татуировкой воины оживленно сновали меж круглых соломенных хижин на сваях, вбитых в болотистую почву.
Навстречу нам вышел вождь с устрашающе вытянутой головой. Он изъяснялся на дикой смеси французского с туземным наречием, понятной всем, кто провел здесь длительное время.
– Моя ждал вас ко мне.
– Ты знал, что мы придем сюда, в твоя деревня? – спросил Альфонс Ничейный.
– Белый господин ходил моя хижина. Сказал, вы тоже придете.
Значит, Ламетр опередил нас.
– Когда белый господин ушел из твоя хижина?
– С тех пор солнце село дважды. Белый господин с провожатым ушел Тамарагда, к вождю фонги. По важному делу, из-за войны.
Вождь благосклонно отнесся к каждой нашей просьбе. Воины враждебной стеной обступили нас, не обижая, однако, ни словом, ни делом.
Для нас освободили лучшую хижину – должно быть, принадлежавшую самому вождю, – чтобы мы могли отдохнуть за ночь. И обещали найти к утру проводника и дать вьючное животное.
– Ах ты, будь оно неладно!.. – в сердцах выругался Хопкинс, зажигая конфискованную у Потрэна ацетиленовую лампу. – Креста на них нету, уничтожать ни за что ни про что кротких, мирных людей!
Теперь наконец-то мы смогли спокойно изучить дневник и карту, чтобы иметь хоть какое-то представление о ждущих нас испытаниях.
Дневниковых записей было мало, ведь экспедиции с лордом Пивброком и капитаном Мандлером понадобилось всего лишь несколько дней, чтобы суметь добраться до Тамарагды. Сам текст преимущественно звучал так:
И наконец:
На этом записи обрывались.
– Не понимаю, на что Ламетр надеется, – сказал я. – Ведь Мандлер яснее ясного пишет, что был в Тамарагде, а вождь фонги утверждает, будто и в глаза его не видал.
– Загадочная история, – заметил желтолицый испанец. Борода его росла на глазах, приобретая оттенок черного дерева. – Ведь даже по фотографиям было ясно, что экспедиция была в Тамарагде.
– Там поглядим, – вздохнул Альфонс Ничейный. – Сейчас главное – выспаться.
– И выше голову! – заключил Хопкинс. Однако сам, вопреки бодрому призыву, уронил голову на любимую надувную подушку буфетчика из пехотной части и мгновенно захрапел.
3
Путь наш пролегал через отвратительную местность. Торфяная почва источала густые, влажные пары, джунгли полыхали нестерпимым зноем, мы на ходу судорожно глотали воздух. Тела наши были облеплены москитами, и несметные тучи мошкары вились над нами.
Двигаясь на восток, мы наконец достигли того места, где река Сенегал поворачивает к северу, и продолжили путь, держась течения. Маленький отряд наш имел проводника и мула для перевозки тяжестей.
– Теперь повернемся к реке спиной и пойдем прямо, – указал нам проводник новое направление.
– Как это? – занервничал Альфонс Ничейный. – Ведь Тамарагда на том берегу!
– Очень даже странно слышать мне такое от тебя, добрый господин! На том берегу обитают только злые духи! Потому его так и называют – «Проклятый берег». Заросли да болота, змеи и крокодилы… и дьяволы… карлики-бушмены, они скорее обезьяны, чем люди…
– Значит, ты утверждаешь, будто бы тот берег никем не заселен? – допытывался Альфонс Ничейный, и я никогда еще не видел его таким взволнованным.
– Весь берег, от начала до конца… Между рек там земля затоплена, частые наводнения…
Альфонс задумался.