камня под навесом, то тот или другой предок обиделся, и опять надо его умилостивлять той же свиньей (чушкой) и вареным рисом. Вообще эти души воздуха — беспокойный народ, и возни корейцу с ними выше головы. Блудливые в жизни, они остаются такими же и после смерти, являясь таким образом точным снимком с того, кто жил когда-то.
Над жизнью и смертью распоряжается идол ада, Тибуан. По своим спискам он вызывает с земли чрез свою администрацию очередных. Но оказывается, что и там возможны подтасовки. Так, однажды умер некто Пак из Менгена. Внук этого Пака, умерший значительно раньше и успевший попасть в администрацию Тибуана, сейчас же узнал деда, но, не показав я вида, сказал Тибуану:
— Вот произошла ошибка: мы требовали Пака из Тангена, а пришел из Менгена.
— Исправить ошибку, — сказал Тибуан.
Таким образом Пак из Менгена возвратился в свое тело и потом рассказывал, при каких обстоятельствах увиделся он со своим внуком.
Дождь все идет, вся фанза протекает. Платье, промокшее вчера в дороге, промокло за ночь еще сильнее, спички отсырели.
— Давно в этой фанзе был покойник?
— Два года назад. Только что сняли траур.
— Будут его еще переносить?
— Будут.
— Сколько времени его держали в фанзе?
— Семнадцать дней.
— В какой комнате?
Показывают, где стоит моя кровать.
— От какой болезни умер?
— От оспы.
— Может быть, от черной?
Долгие переговоры.
— Они не знают, — говорит П. Н.
— А что он спросил вдруг о наших покойниках? — встревожились робкие корейцы. — Может быть, они ему снились? А если снились, то что говорили?
Но я поспешил успокоить их и объяснить, что заговорил о покойниках только потому, что вообще зашел разговор о загробной жизни.
Затем, так как все было готово к отъезду, мы простились с ними, поблагодарили и уехали.
Река бушует и рвется. Коротенькие волны с белыми гребешками с стремительной быстротой мчатся, догоняя друг друга.
Туман и тучи рассеялись, видно голубое небо, собирается солнце выбраться из последних туч. А кругом теснятся горы, здесь уже поросшие мелким лесом.
Говорят, прежде здесь рос когда-то большой, высокий лес. Историю его исчезновения можно наблюдать и сейчас. По скату гор там и сям уже идет распашка.
В других местах к ней подготовляют только поля, выжигая кустарник. Такие распашки замечал я здесь на склонах очень крутых, не более двойного откоса. Выше этих распашек места только для коз да их спутников — барсов и тигров.
Проехав версты две, мы начали переправляться на другой берег. Бытовая картинка. Завтра у корейцев годовой праздник в честь урожая. Сегодня они поминают родных и готовят мясо для завтрашнего дня.
Большие группы, человек в тридцать корейцев, на этой и на той стороне. Многие из них до пояса голые, и их бронзовые тела сильны и мускулисты. Они все вокруг разрезанных кусков свежего мяса.
Эти тела, длинные волосы, завитушки на голове напоминают одну из картин Эмара или Купера с краснокожими.
Началась очень неудачная переправа: у Н. Е. лошадь вдруг легла или споткнулась посреди реки. Вследствие этого они оба на мгновение скрылись с глаз. Затем сейчас же опять показались и оба возвратились назад. Н. Е. ни на мгновение не потерял своего философского спокойствия и сейчас же принялся просушивать записные книжки, паспорта, револьвер, ружье, барометр, шагомер. Одного из наших корейцев свалило водой хуже, на более глубоком месте. Лошадь скоро оправилась, но корейца понесло вниз. Кое-как выплыл и он к берегу и, ухватившись за ветви, взобрался на другую сторону.
Все-таки перебрались, но подмочили весь обоз. Поэтому, разбив палатки, принялись сушиться. Корейцы окружили нас, и вот мы теперь в их обществе. Они деликатны, вежливы, принесли (за деньги, конечно) снопы кукурузы, чумизы, ячменя.
Узнав, что на горах у них растет дикий виноград, я попросил принести его, и теперь возле меня большая корзина черного, сладкого, но мелкого винограда.
Н. Е. ушел на охоту за козами. На всякий случай он взял и дробовик и винчестер. С ним пошел один из наших корейцев, а другой, здешний, показывает места.
П. Н. долго вызывал охотников.
— Не идут, — объясняет он нам, — боятся Н. Е.
— Скажите им, что это нам надо их бояться, — нас, русских, пять, а их сколько.
Наконец согласились, когда я предложил и нашего корейца.
На берегу реки, повалив лошадь, два корейца подковывают ее. В другом месте группа корейцев сидит на корточках и курят свои трубки. Через реку голые корейцы переносят наши вещи. Все это картинки, и надо идти за аппаратом. Я снимаю все группы, а П. Н. объясняет им, что я делаю. Они смеются и все хотят попасть на изображение.
После съемки я раздаю детям сахар.
Маленький мальчик, грустный и миловидный, уже с закрученным наверху хохолком — признак женатого человека: он уже женат.
Так уютно разбился наш лагерь под группой деревьев, так живописна река и округа. Вот подходит кореец в волосяной шапке, вроде нашей камилавки, с широким раструбом кверху-это дворянин. Вот идет другой, в белой шапке, вроде тех, которые когда-то надевали в школах — ослиные уши: это шапка неглубокого траура. При глубоком же — весь костюм от шапки до башмаков должен быть белого цвета. Вообще белый цвет национальный и любимейший у корейцев.
Сегодня вечером у меня опять собрание корейцев из соседней деревни. Во главе их дворянин. Он, оказывается, и староста у них. По требованию П. Н., я оказываю ему особый почет: жму, как и он, двумя руками его руку, посадил его на походный стул, подарил ему какую-то безделушку, а главное, угостил всю компанию коньяком. Немного, но достаточно для того, чтобы развязать им языки. Дворянин недоволен современным положением дел.
— Прежде в Сеуле за знание давали должности, потом эти должности покупали, а теперь их никак не получишь: пришли
Он спросил:
— Отчего другие народы богаты, а корейцы бедны?
Я отвечал, что и у корейцев много естественных богатств, но нет технических знаний. Без таких же знаний в наше время нельзя быть богатым. Эту мысль я развил ему примерами вроде моего путешествия со скоростью двадцати верст в сутки, в сравнении с железной дорогой, с тысячеверстной скоростью в то же время.
— Да мы уж строим такую дорогу, но без знаний не мы будем и пользоваться.
Я ответил, что корейцы народ способный, и раз начнут заниматься, то так же скоро, как и японцы, догонят европейцев.
— Северная Корея от России примет науку.
— Если Корея этого захочет, Россия считает корейцев братьями.
— Мы хотим, а как другие — мы не знаем.
После коньяку речь зашла об обычаях, преданьях, религии. Произошла таким образом проверка и прошлого, услышали мы и три новых рассказа.
