на фонарь… Буря — выстрелов в нескольких шагах не слышно… Корейцы разбежались. Корму лошадям нет, воды нет, дров нет.
— Здесь и вода, и дрова, и корм, — показал я на свою ночевку, которая теперь была уже далеко под нашими ногами, — надо сейчас же перевести лагерь сюда, потому что не уйдем же, пока людей не разыщем.
— Я думаю, они уже погибли.
Н. Е. оборвался и замолчал.
Только теперь я заметил, как изменился он за ночь. Осунулся, складки на лице, напряженный взгляд, и вся фигура и лицо отжившего, высохшего старика.
— Полно вам. Три солдата, чтоб погибли.
— Замерзнут…
— Да ведь мороз всего градус, два.
— Ну и обледенит — все ведь мокрое, спички размокли, выбьются из сил…
— Ну, выбьются, остановятся, качнут драться, наконец, чтобы согреться. Я ведь мокрый, и П. Н., и проводник: сели, просохли, силы появятся, опять за дровами…
— Да ведь у вас они есть…
— Да не такой же холод… Ну, они, вместо дров, пойдут… Не беспокойтесь, человек такое живучее животное… Как же вы попали в лагерь?
— Я и не знаю. Слез я в овраг, осмотрел, крикнул им: «Обходите вправо». Ответили: «Идем», и все смолкло. Я лег и думаю, ну хоть не задержу их. Спать хочется, знаю, что засну — пропал, а сам уже засыпаю… Слышу, что-то камни около меня шевелятся: упало на меня… «Кто?» Сапаги. «Ты как попал?» — «Моя капитан пошла? Айда, ходи». — «Не могу». — «Надо ходи, лежать нет надо». Пошли мы… Идем, идем и ляжем. «Надо ходи». Вдруг свет фонаря… Оказывается, я лежал в последний раз в десяти саженях от лагеря… Прихожу, спрашиваю: «Солдаты пришли?» — «Нет», — говорит. Повернулся к палатке, кричу: «Н. Г., солдат нет!» — «Да и Н. Г. нет», — говорит И. А. Ну, тут я совсем… Я ведь думал, что и вы задрогли…
— Все трое?
— Да ведь ночь же какая… Чем еще кончится? Не можем мы не простудиться.
— Ну, у меня вчера, когда выступали, горло так болело, что глотнуть не мог, теперь все прошло… Ну, едем скорей.
Вот и лагерь. Полное разрушение: кроме В. В. все разбежались, палатки сломаны, вещи разбросаны.
Ив. Аф. уже приезжал с Буртопоя — солдаты там! Ура! послал им спирту и пищу И. А., а сам уехал в горы разыскивать лошадей, которых солдаты упустили.
— Как упустили?
В. В. не мог объяснить.
— Ну, в таком случае сниматься и отступать на Буртопой… Папирос дайте.
— Моя чай варила… — говорит В. В.
В. В. в маленькой китайской шапочке с красной шишкой и обмотанной вкруг головы косой.
— Ну, давайте ваш чай…
— Моя щи варила…
— Давайте щи.
— Я вчера, — говорит Н. Е., — три раза пробовал есть, три раза вырвало.
Совсем другой человек опять стал Н. Е.: повеселел.
— Верно, значит, я рассудил, что на Буртопой послал, — говорит он.
Н. Е. говорит и уплетает щи.
Я съел три ложки — тошнит.
— Давайте чаю.
Чай с каким-то салом. Заставил себя выпить, и сейчас же все назад.
Китаец, Сапаги и маленький урод Таани укладывают тюки.
— Лошадей поили?
— Воды нет.
— Снег кипятите, Сапаги, бросьте укладку, берите снег и варите…
Напоили кое-как лошадей, И. А. подъехал.
— Нет… Главное, с тюками ведь. Так все-таки им легко бы было, а с тюками пропадут… Главное, Серый слепой ведь.
— Другая какая лошадь?
— Маленькая белая, самая умная, положим, и колокольчик на шее, слепому-то и слышно…
— Ну, укладывайтесь, едем.
Все тот же ветер и холод, и во всей своей неприступности перед нами великолепный Пектусан, сегодня весь покрытый снегом.
— Скажите старику, — говорю я, — дракон молодец, задал нам трепку.
— Он говорит, что это за то, что лодку спустили.
— Ну, рассказывайте, Н. Е.: что же вы делали вчера?
И Н. Е. рассказывает, пока мы укладываемся.
— Рассказывайте все с самого начала.
— Ну вот, пришли мы…
— Хороший спуск?
— По камням. На глаз — почти отвесно, а дальше россыпь… Ведь мы потеряли лот… Ну, ищу я глазами камень… Смотрю, внизу на берегу озера лежит камень, ну так, с три кулака… Ну, думаю, камень, значит, есть, и полез вниз. За мной остальные, лодку разобрали, я надел на плечи пробки.
— Голова не кружилась?
— У меня не кружится…
— У людей?
— Ни у кого… И. А. как кошка лазит… У Хапова камень оборвался, слышу: «Берегись, берегись». Смотрю, прямо на меня летит. Я стою — одна нога на одном камне, другая на другом: куда беречься? Только вправо или влево туловище наклонить. Ну, я, положим, так и приготовился… все равно, как из ружья целит: нацелился прямо на меня, я влево, да спину повернул и схватился за камень… Как хватит по пробкам на спине… Ну и цел и удержался… Так и спустились. Стали лодку собирать. Камень мой, в три кулака, оказался скалой саженей в пять. Снизу вверх смотреть, так просто не веришь себе, как спуститься тут можно. Когда мы спустились, озеро слегка волновалось, вода прозрачная, такая, что не видишь ее. Ключ падает с горы. Пока падает, едва заметно, а где-нибудь в лощинке воды не видно… Пока собирали лодку, приготовляли лот, поднялась такая буря, что стоять нельзя. Снизу рвет, камни поднимает вверх… Спустили лодку, поехал сперва И. А. — не может выгрести… прибило назад. Потом И. А. полез вверх, назад в лагерь, а я с Бесединым сели в лодку, гребем, на шаг не подвигаемся… Тут как-то стихло было, мы двинулись сажен на двадцать, и сразу такой порыв, что полную лодку налило: маленькое озеро, а волны полтора аршина. Положим, лодка хоть и полная воды, но держится…
— Сколько градусов?
— Семь.
— А в воздухе?
— Три… Промокли… ноги не терпят и грести нельзя? тут и пароходом не выгребешь, прямо так и выбросило на берег, Бились-бились, все по очереди пробовали, то же самое… Зальет лодку и выбросит… Глубина страшная, это прямо видно: от берега мелко, а там сразу обрывается и уходит в глубину обратным откосом, почти везде так… Контур снял.
— Инструменты благополучно спустили?
— Благополучно… Ну, пока работали, смотрим, солнца уж мало видно. Промокли, продрогли, да и делать больше нечего… Вытащили лодку, опрокинули ее, веревки для лота положили под нее, весла и полезли назад.
— Лодку не унесет в озеро? Вода в озере, не заметили, опускается, поднимается?
