— Еще кофе?
Она разливала кофе, при этом движения ее были такими плавными, что Лепра почудилось, будто вернулись их прежние отношения.
— Я поняла, что это ты, еще в кабинете у Мелио, — сказала она. — Кто, если не ты, подумай сам! Я спросила тебя на обратном пути… Вспомни.
— Ты хотела, чтобы я признался?
— Да. Чтобы ты сказал правду. Она была бы не вполне приглядна, но тем более.
Лепра уткнулся в подушки.
— Пойми меня, — прошептал он. — Я хотел нас обезопасить.
— Не в этом дело. Ты должен был довериться мне… Я бы все решила.
— Ладно, не будем ссориться… Я был не прав, раз тебе так этого хочется… Ты могла бы, по крайней мере, избавить нас от этой ужасной недели.
— Я ждала.
— Ты меня подстерегала. Хотела, чтобы я пал перед тобой на колени. Я недостаточно страдал, по- твоему. Пойми, наконец, что дело Мелио касается меня одного.
Ева встала и задернула занавески. Они посмотрели друг на друга: он — бледный, растрепанный, похудевший, она — без румян и без помады, с мешками под глазами. Это была первая минута их истинной близости.
— Нет, — сказала она, — потому что арестуют меня.
— Не говори глупости! — пробормотал Лепра.
Он наклонился, надел туфли, взял расческу.
— Глупости, потому что письма никакого не было. Теперь я в этом уверен… твой муж не мог этого сделать!
— Ты-то откуда знаешь!
— А что… У меня было несколько дней на размышления. И я вернулся для того, чтобы ты перестала бояться.
— Спасибо, — сухо сказала Ева. — Но я не боюсь. Я готова. Вещи сложены. Ты, может, заметил чемодан в прихожей.
В их голосах звучала горечь. Им трудно было обращаться друг к другу на «ты», и поэтому они говорили подчеркнуто вежливо и церемонно. Ева пошла в ванную комнату. Лепра обратился к ней через открытую дверь:
— Повторяю тебе, никакого письма не было. Мы бы нашли его у Мелио.
— Так зачем ты прятался четыре дня?
— Послушай, — мрачно сказал Лепра. — Пойми меня. Постарайся… я не прятался… Я был в Бельгии.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь! Ты знаешь, что такое ревность?
— Бедняжка!
— Не надо, прошу тебя.
Ева появилась на пороге ванной с щеткой в руке.
— Конечно, бедняжка! Ты что, за идиотку меня принимаешь? Ты уехал, потому что я тебе надоела… А надоела я тебе с того момента, как мы побывали у Мелио, тут все просто.
Она повернулась к зеркалу и продолжала, причесываясь:
— Мы вечно возвращаемся к одному и тому же. Я тебя не обременяю. Ты просто сбрендил от страха. Ты слабак, Жан. Признайся наконец. Но ты же не признаешься.
— И что?
— И у меня не было ни малейшего желания тебя принуждать… Ради тебя самого.
— Ну, я признался. Ты довольна?
— Довольна? Уходящая любовь удовольствия не доставляет.
Застигнутый врасплох этими словами, Лепра пытался найти какой-то утешительный ответ и ухватился за извинение, которое тут же продумал для себя:
— Я вернулся, значит, я тебя люблю. Ты теперь знаешь, что нам нечего опасаться.
В его тоне не было уверенности, и молчание становилось невыносимым.
— Как тут душно! — проговорил Лепра.
Он открыл окно и отшатнулся. У тротуара остановилась черная машина, и Борель с двумя инспекторами смотрел вверх на их дом.
— Полиция! — воскликнул он. — Внизу Борель.
Ева натянула через голову платье и аккуратно расправила его на бедрах.
— Полиция! — повторил Лепра. — Что это значит?
— Ты еще спрашиваешь! — сказала она с презрением.
Она молча, уверенной рукой накрасила губы, потом проговорила:
— Пока ты ждал меня в гостиной Мелио, помнишь… Я взяла письмо и пластинку.
Лепра не двигался, не в силах осознать услышанное.
— Пластинку я просто спрятала под плащом. Письмо отправила по почте в понедельник.
— Зачем? — простонал Лепра.
— Хотела посмотреть, что же ты за человек.
Она говорила нарочито медленно, с паузами, чтобы провести помадой как можно более четкую линию.
— И поняла. А жаль… Я еще колебалась, посылать ли письмо. Потом ты сбежал.
— Неправда.
— Так вот, — заключила Ева. — Я его послала… Запри дверь на ключ.
Лепра послушно запер входную дверь. Лифт поднимался, сейчас эти трое будут здесь. Ева была готова. Она выбрала сережки, аккуратно надела их, потом достала туфли на высоком каблуке. Задребезжал звонок.
— Не двигайся, — прошептала она.
Позвонили еще раз. За дверью зашептались.
— Они знают, что мы здесь, — проговорила Ева. — Консьержка сказала. Сейчас пошлют за плотником. У нас еще есть несколько минут.
— Ева, — спросил Лепра, — ты так меня ненавидишь?
— Я? Тебе еще надо объяснять? Теперь я тебе не нужна. Теперь начинай новую жизнь, на свое усмотрение. У тебя нет размаха моего мужа, и я еще не знаю… В тебе есть какая-то неистовость. Я очень удивлялась в последнее время… Может, в пятьдесят лет ты будешь такой же, как он.
В скважину вставляли ключ.
— Они принесли целую связку, — сказала Ева по-прежнему ровным голосом. — Борель, наверное, думает, что я покончила с собой. Дурак!
Из спальни им была видна прихожая, дверь и блестящий ключ в скважине замка. Лепра нащупал руку Евы и с силой сжал ее.
— Если бы ты мне сказала, — начал он.
— Замолчи… Наговоришь сейчас глупостей… Все, что сейчас происходит, тебя уже не касается. Это уже дело мое и моего мужа… Судить будут нас. Поймут, кто был чьей жертвой.
Ее голос задрожал, но она справилась с собой.
— Конечно, я жестоко с тобой говорю, — продолжала она. — Уверяю тебя, ты занимал немалое место в моей жизни… И с тобой, как и с ним, я пыталась сыграть в игру без пощады, до конца. Теперь я осталась одна.
Лепра пожал плечами:
— Ты всегда этого добивалась.
Она резко обернулась к нему и сказала с гневом:
— А вчера я не была одна? А позавчера? Где ты был все это время? Не кажется ли тебе, что ты должен был находиться здесь, подле меня?
