– Эх... – Мое разочарование повисло в воздухе, словно густой туман. О поездке без Эйдена я и не помышляла. – Неужели...
– Ладно, ну их к черту! – Эйден передумал так быстро, что я растерялась. – Подождут, все подождут!
– Так ты... поедешь в Лондон?
– Да, но только на четверг и пятницу. В пятницу вечером вернусь сюда и, чтобы нагнать упущенное, буду работать все выходные.
– То есть художникам ждать не придется? – улыбнулась я.
Эйден вечно притворяется, что презирает наших клиентов, но, по-моему, втайне он ими восхищается и немного завидует. Как ему не испытывать духовного родства с художниками, если в его работе столько творческого? В рамах для купленных мной картин он никогда не использует готовые профили и начинает с нуля. С рамами для себя то же самое: все те, что висят на стенах мастерской, – пустые и самодостаточные, – полностью изготовлены вручную. «Это мои произведения искусства, – сказал однажды Эйден. – Когда-то багетчиков приравнивали к художникам, а рамы, бывало, стоили дороже самих картин».
– Я тоже вернусь в пятницу и помогу тебе, – пообещала я. – Двух дней вполне хватит.
– К выставке нужно готовиться, как к марафону, – заявил Эйден. – Только так мы сможем обойти все экспонаты. Не надевай туфли на каблуках, иначе точно ничего не получится!
Я засмеялась, а Эйден взглянул на меня так, что сердце пустилось бешеным галопом. Он ведь хотел сжать меня в охапку и поцеловать, но не решался. У меня тоже смелости не хватало. В ту пору мы проводили много времени, глядя друг на друга словно через стекло. «Я так тебя люблю», – говорил Эйден. «Я тоже», – отвечала я. Такие признания заменяли ласки, и это казалось нормальным. То есть я знала, что держаться за руки и целоваться принято раньше, чем признаваться в любви, но нисколько не переживала. Мы вместе, нам хорошо – именно это было для меня главным. Что нам до остальных?
Помню, Эйден покрывал багет золотой фольгой.
– Где остановимся в Лондоне? В отеле? – невинно спросил он.
Я сразу поняла, к чему он клонит, и кивнула.
С тех пор о поездке я думала ежедневно, а уж сколько мы с Эйденом о ней говорили! На официальном сайте выставки вывесили список художников-участников. О ком-то Эйден уже слышал, кого-то обслуживал в свое время, кого-то – до сих пор. У кого-то имелись личные сайты, которые он хотел мне показать, но я отказалась, потому что тринадцатого декабря, в день открытия выставки, хотела увидеть картины впервые. Чем ближе становилась заветная дата, тем сильнее я переживала: что будет, когда «Врата в искусство» и ночь в отеле уйдут в прошлое? Что мне потом предвкушать?
В четверг мы встали в четыре утра, взяли мою дорожную сумку и поехали в Роундесли, чтобы сесть на шестичасовой поезд до Лондона и успеть к открытию. Завтракали на вокзале Кингс-Кросс, в баре, облюбованном горлопанами, которые хлестали пиво и рыгали.
– Неужели они начинают день... с такого? – шепотом спросила я у Эйдена.
Он тотчас заказал бутылку шампанского, лучшего, какое мог предложить бар, и заявил:
– Пить можно по-разному. Это наша первая совместная поездка. Давай отпразднуем!
– А еще сегодня выставка, – напомнила я.
Его счастливая улыбка померкла.
– Эйден, в чем дело? – встревожилась я.
– Ничего... Ничего. (Во второй раз получилось убедительнее.) Хочешь провести на выставке два полных дня – я, в принципе, не против, только из рабочего графика выбиваться обидно.
– В субботу и воскресенье будем работать допоздна и нагоним. Мы и отстанем-то ненамного, – пообещала я, искренне желая его успокоить. – Эйден, нужно быть себе другом, причем самым лучшим. – Эту рекомендацию я вычитала в книжке под названием «Управляй своей жизнью». – Ты посоветовал бы лучшему другу отдавать работе всего себя или время от времени расслабляться?
– Я посоветовал бы ему читать нормальные книги, а не всякую дрянь о самоусовершенствовании, от которой он не отрывается, – подначил Эйден с улыбкой. – Для личностного роста существуют способы получше круглосуточного анализа собственной психики, самый радикальный из них – упорная работа, – вот что я бы ему сказал!
Я ткнула его в бок. «Пусть дразнится, – думала в ту пору я. – А то, что мы спорим, – здорово!»
До Александра-палас мы добрались минут за десять до открытия. Кроме нас у входа никого не было. «Как фанатики!» – ухмыльнулся Эйден, а я заверила, что очень этим горжусь. Сонная, полупьяная, разомлевшая от яичницы с беконом и кровяной колбасы, я не сомневалась: только двери откроются – рвану с низкого старта.
В большом фойе две женщины продавали билеты и программки. Я уже собралась юркнуть за двойную дверь, но Эйден оттащил назад:
– Стой, хочу кое-что тебе показать! – Он купил программку и открыл ее. – Лишь так можно оценить масштаб того, что мы сейчас увидим, – объяснил он.
На развороте был план выставки – обозначенные белыми квадратами стенды с номерами, в общей сложности четыреста шестьдесят восемь на два сообщающихся зала. С другой стороны шел список – номер места с фамилией художника или названием галереи напротив.
– Эйден! – я схватила его за руку. – Джейн Филдер здесь тоже выставляется, ее место – сто семьдесят один.
Как же я пропустила эту фамилию, когда мы с Эйденом изучали список участников?
– Кто, кто?
– Она «Что-то злое» написала. Помнишь, с красными отпечатками пальцев... Это первая картина в моей коллекции.
– Твоя любимая художница! Боюсь, после того, как ты отведешь душу, на ее стенде ничего не останется, – с притворным беспокойством проговорил Эйден. – Пожалуй, мне нужно нанять грузовик и устроиться на ночную смену уборщиком!
– Думаешь, она лично здесь присутствует?
– Иногда художники приезжают, иногда нет. Ну, с чего начнем?
– С Джейн Филдер! – решительно ответила я.
Сперва мы целенаправленно пробирались к стенду номер сто семьдесят один, но он был в конце второго зала, и вскоре не смотреть по сторонам стало невмоготу. Я подошла к одному стенду, потом к другому... Большинство стендов арендовали не галереи, а сами художники, которые охотно рассказывали о своих работах и отвечали на вопросы. К обеду стенд номер сто семьдесят один был по-прежнему далеко, а в моей голове царил полный сумбур. Мне понравилось множество картин, многие я бы купила, но хотела осмотреть повнимательнее.
– Нужно записать номера стендов, к которым хотелось бы вернуться, – сказала я Эйдену. – Мы ведь можем снова пройти тем же маршрутом?
– Говорил я тебе, это настоящий лабиринт! – засмеялся Эйден, но, заметив мое недовольство, добавил: – Понимаю, тебе уже попалось множество интересных картин и интересных художников, но, уверяю, ее ты еще не видела!
– Кого «ее»?
– Не кого, а что! Картину, без которой не сможешь жить. За которую заплатишь втридорога – что угодно, только бы она стала твоей.
Остаток дня мы бродили по выставке, смотрели, общались с художниками. Вернее, общалась я, а Эйден больше отмалчивался, стоял рядом и слушал. В какой-то момент он посоветовал мне быть чуть сдержаннее.
– Рут, ты их слишком обнадеживаешь!
– Мне же нравятся их работы, так почему бы не похвалить? – возразила я. – Уверена, художники с удовольствием принимают комплименты и от тех, кто в итоге ничего не покупает.
Эйден категорично покачал головой:
– Похвала минус покупка равно ложь – именно этот алгоритм управляет сознанием художников. Если не сдобришь комплимент чеком или наличными, они тебе не поверят.
