Сердце Алекса словно пропустило один удар, а затем бешено забилось.
«Iudicium» — гласило первое слово — «суд». «Maleficarum» — было второе — «ведунов». «Leon, 1213–1233». «Процессы колдунов, проходившие в королевстве Леонском с 1213 по 1233 год. Реестр епископальной инквизиции, составленный нотариями епископа Урсельского для новоназначенных представителей инквизиции монашеской».
Реестр охватывал двадцать лет — со смерти арагонского короля дона Педро до назначения Понтия д'Эспира папским инквизитором. Тысяча двести тридцать третий год — год основания доминиканской инквизиции. Епископские нотарии составили полный список происходивших за последнее время процессов в помощь отцу доминиканцу, только что прибывшему в страну…
Боль усилилась, пронизывая голову от виска до виска как огненный гвоздь. Алекс переворачивал хрупкие от времени листы книги. Вынужденные признания, смертные приговоры, пожизненные заключения… Указ дона Педро Арагонского, предписывающий сжигать еретиков на костре, — новое слово в светском правосудии относительно преступлений против церкви.
Это может еще ничего не значить, сказал себе Алекс, стараясь унять сердцебиение… Или может значить все. Хотя бы одно упоминание о Черном Барнабе! В двенадцатом году слухи о нем достигали даже королевского двора, значит, он должен был «засветиться» в инквизиционных реестрах. Алекс переворачивал страницу за страницей, несмотря на головную боль, жадно вчитывался в мелкие буквы. Чернила, которыми пользовался безвестный писец, местами выцвели, но книга сохранилась куда лучше, чем могла бы.
— Сэр…
Алекс оторвался от чтения. Он и не заметил, как прошло несколько часов. Никогда еще ему так не претило общество его разумного, деловитого секретаря.
— Простите, что отрываю вас, сэр, но я исполнил ваше поручение.
— Так быстро?
Алекс захлопнул реестр и поднялся навстречу Питеру, принимая из его рук стопку книг и несколько листков с выписками.
— Я принес вам все имеющиеся варианты сказки. А это ссылки на испанскую версию. Мне показалось, что нести вам энциклопедию ради одной страницы неразумно. И еще венецианский вариант, «Рыцарь и колдунья».
Алекс с трудом сглотнул. То ничего, то сразу все. Ему казалось, что голова вот-вот разорвется от боли, не в силах вместить столько информации одновременно.
— Спасибо вам, Питер. Вы… очень ценный работник. И вот еще что: сейчас чудесный солнечный день, так почему бы вам не прогуляться? Посмотрите столицу, отдохните, акклиматизируйтесь.
Питер взглянул на шефа с неподдельным изумлением.
— Вы это серьезно, сэр? Сейчас всего три часа дня, и я не имел в виду…
— Ступайте. — Заставив себя улыбнуться, Алекс помахал рукой. — Подышите воздухом, вы нуждаетесь в отдыхе. — В то время как сам он нуждался в полном уединении.
— Да, сэр. Но если вам все-таки нужна моя помощь, — Питер бросил заинтересованный взгляд на книги на столе, — я был бы только счастлив поучаствовать…
— Ступайте! — Возможно, это прозвучало слишком резко, но Алекс не мог более сдерживаться из-за головной боли. Он даже прикрыл на миг глаза и закончил извиняющимся тоном: — Простите за грубость, я просто немного устал.
Работа изматывает, да и атмосфера подземелья тяжеловата для меня.
— Я мог бы вернуться часа через два и помочь вам. И, если буду проходить мимо аптеки, — Питер кивком указал на пузырек с аспирином, — я куплю вам еще таблеток.
— Спасибо, Питер, вы меня весьма обяжете.
Алекс подождал, пока шаги секретаря затихнут вдалеке, и быстро просмотрел принесенные им книги. Вне всяких сомнений, в сказке рассказывалась история его самого, Алехандро де Ноласко. Варианты немного различались. Например, в испанском на месте колдуньи фигурировал старый колдун, что было куда ближе к реальности. Правда, безымянный колдун приходился отцом мальчику, а не братом. В венецианской версии мальчик не попадал в руки разбойников, он барахтался в глубокой реке, умоляя рыцаря вытащить его, иначе он утонет. Однако канва повторялась: мальчик звал на помощь, рыцарь отказывал ему, после чего мать юноши — или же его отец — накладывала на рыцаря заклятие вечной жизни. И что самое скверное, конец у всех версий был одинаковый. Вернее, конца не было вовсе.
Проклятый рыцарь скитался по земле, нигде не находя себе места, отверженный Богом и людьми. Вот и все, никакого избавления.
Алекс бросил последнюю из книг на стол. Здесь ответа нет, и не стоит пытаться его искать. Тоже мне, нянюшкина сказка… Он потянулся к пузырьку, отвинтил крышечку — и с ужасом обнаружил, что там осталось всего две таблетки. В стакане на столе не было воды, и Алекс проглотил таблетки всухую.
Во рту стало ужасно горько, но он даже не поморщился и вернулся к инквизиционному реестру. Вот где нужно искать спасение, а не огорчаться из-за глупой сказки. Алекс разбирал латинские слова, пропуская подробности пыток несчастных людей, заподозренных в колдовстве. Слава Богу, что сейчас не охотятся на ведьм: в современных условиях этот процесс стал бы стократ ужаснее.
Алекс старался обращать внимание в основном на имена, описания внешности и даты. Абзацы, в которых речь шла о женщинах, он не читал, чтобы не терять времени. Но и с мужчинами было достаточно возни. Допросы ведунов, которые похищали младенцев, портили градом посевы, губили скотину и так далее, занимали порой по несколько листов каждый.
Наконец взгляд Алекса наткнулся на параграф, от которого у него перехватило дыхание.
Аккуратным почерком писец излагал историю о колдуне пятидесяти пяти лет, черноволосом, бородатом, который был схвачен в деревне неподалеку от границы Леона с Кастилией. Его соседка, чье имя милостиво не упоминалось, обвиняла старика в насылании порчи на ее отца. Известный как целитель, старик якобы был приглашен, чтобы вылечить у ее отца глазную болезнь. После чего у отца случился припадок падучей, в результате которого парализовало левую половину его тела. Соседка обвиняла в болезни родителя неудачливого целителя, который, по ее словам, давно завидовал крепкому хозяйству их семьи и однажды повздорил с ними из-за земельного участка. Остальные свидетели, призванные следователями, подтвердили, что старик поселился в их деревне недавно, но уже был замечен в странном поведении, выдающем его связь с нечистым. Так, в полнолуние он регулярно ходил в лес за некими травами, никогда не появлялся в церкви и держал в доме черную одноухую собаку.
Процесс датировался тысяча двести двадцать вторым годом.
Алекс вспомнил свою встречу с Барнабе. Ему тогда можно было дать лет сорок пять, что для средних веков означало пожилой возраст, особенно применительно к простолюдинам, условия жизни которых были много хуже, чем у дворян. Значит, в двадцать втором ему бы исполнилось как раз пятьдесят пять или немногим больше. Барнабе считался целителем — это Алекс хорошо помнил… И еще он помнил, что после достопамятной встречи Барнабе вроде бы покинул пределы арагонского королевства, потому что там начались гонения на еретиков и колдунов. Разумнее всего ему было бы направиться в Кастилию, где тогда не преследовали инакомыслящих. Все сходится. Это не может быть не кто иной, как Барнабе.
Алекс дочитал о процессе по делу чернобородого старика до конца. Там сообщалось, что вина колдуна была доказана и признана им самим при применении допроса с пристрастием. После чего светский суд осудил его на смертную казнь путем сожжения на костре и несчастного переправили в темницу при королевском дворце до исполнения приговора.
Алекс отложил книгу. Стены расплывались перед его глазами, на лбу выступил холодный пот. Он знал, что такое «допрос с пристрастием». В тринадцатом веке это означало пытку дыбой и водой. Невольно рыцарь испытал острую жалость к Барнабе. Бедному старику пришлось пережить настоящий кошмар. Конечно, он был настоящим колдуном, Алекс узнал это на собственной шкуре, но сожжение… Такой участи он все-таки не заслужил!
Более того, приговор Барнабе звучал приговором и самому Алексу. Если колдун мертв, с ним вместе умерла последняя надежда освободиться от проклятия. Алекс уронил голову на стол и сжал руками разрывающиеся от боли виски. Последний шанс был потерян.
