– После дождичка? – подозрительно осведомилась Виола.
– Ну что ты! – засмеялся он, от всей души надеясь, что ее (как и у Виолетты) необычные способности не позволят ей догадаться о лжи. – Если тебя смущает четверг, давай в пятницу.
– Меня ничто не смущает, – гордо сказала Виола, – а телевидение ты мне покажешь? Останкино?
– В каком смысле «покажешь»?
– Ну, в смысле, как ты работаешь. Как монтируешь и всякое другое…
– А-а! Ну разумеется. Я даже могу тебя в своей программе к зрителям посадить. Тебя даже по телевизору покажут.
– Правда?
– Правда, – далеко от «правды» ответил вероломный Саша, придав глазам максимальную честность.
– Хорошо-о-о, – сказала Виола и тронула машину. – Тогда говори, где мы встретимся в четверг? Во сколько? – она хлопнула себя по лбу, – хотя… что я мелю? «Где встретимся?» У меня же квартира. И я одна живу. Так что…
– Где квартира? – уточнил Александр Юрьевич, пытаясь придать таким вопросом еще большее правдоподобие своим намерениям.
– Возле метро «Аэропорт». Хорошая, – похвасталась она, – двухкомнатная.
– А телефон? – продолжал он демонстрировать свою обязательность.
– Пиши телефон, – сказала Виола, доставая карандаш из подставочки перед собой, как раз под тем местом, где висел веселый чертик с высунутым языком.
Саша автоматически проследил за ее рукой и увидел, что чертик исчез. Он взял карандаш из рук Виолы и записал ее телефон в ежедневник. «Куда делся чертик, – подумал он, – наверное упал на крутом вираже, когда она вывернула руль». Он улыбнулся.
– Ты чего? – спросила Виола, – что смешного? На лице что-то, да? – она глянула с беспокойством в переднее зеркальце, затем вспомнила про расстегнутую кофточку и по-женски смущенно, что никак не вязалось с ее обликом и поведением, стала ее застегивать одной рукой.
– Не получается. Помоги застегнуть, – предложила она с прежним кокетством. – Хотя нет, лучше не надо. Отложим до четверга. Так чему ты улыбаешься-то?
– Да так, пустяки… – он показал на ветровое стекло, – чертик…
– Что чертик? – не поняла Виола.
– Чертик… упал, – имея в виду что-то свое, о чем ей лучше было не знать, ответил Александр Юрьевич.
Она посмотрела.
– Ах, чертик! Упал? Ну и черт с ним! – она засмеялась. – Каламбур, да? Ничего, я потом подниму. Понравился? Я тебе его подарю.
– Не надо, – возразил Александр Юрьевич, – это твое…
– А будет твое! – озорно рассмеялась Виола, тоже, наверное, подразумевая что-то другое, о чем и ему, в свою очередь, было знать не обязательно. Хотя, быть может, она и не подразумевала ничего, совсем ничего, а наделять все, в том числе и упавшего чертика, каким-то особым смыслом было свойственно только поэту Александру Юрьевичу.
Улыбаясь каждый чему-то своему, ехали в машине два человека. Они ехали в одной машине, но совсем в разные стороны. Вроде бы, по одной дороге, но на самом деле их было две. Две дороги. Темное шоссе бежало им навстречу, а фары освещали только ближнее пространство. Серые клочья облаков на несколько секунд приоткрыли идеально круглую луну.
«Ну конечно, полнолуние, а как же…», – спокойно подумал Александр Юрьевич.
Машина неслась к Москве. Шел 2033 год от
2001-2005 гг.
