Почему же он ничего не сказал ей и почему вообще никогда ничего не говорит? Быть может, он нашел для этой цели другое, более сочувственное и внимательное ухо? Образ Брэнди Роум опять слепящей вспышкой пронесся в ее сознании, и она судорожно сжала пакет с книгой, как будто это был некий талисман против коварных разлучниц.
— Лиз! — Нескрываемое раздражение в голосе Кэрол вывело ее из сомнамбулического состояния. — Что, черт возьми, с тобой такое? Почему ты смотришь на эту отвратительную ночную сорочку, как на заклятого врага?
— Прости, я задумалась. — Лиз сделала глубокий вдох и оглядела ряд развешанных белоснежных трусиков. Считается, видимо, что все мужчины без ума от подобного рода сексапильного белья? Она, кстати, готова была биться об заклад, что купленное ею руководство содержало, по крайней мере, целую главу, посвященную нижнему белью. — Знаешь что, Кэрол? Я что-то вдруг по чувствовала себя раскрепощенной до безрассудства!
— О-ля-ля! — воскликнула Кэрол. — Ну и что же ты намерена предпринять в связи с этим? Купишь пижаму в цветочек вместо одноцветной?
— Не только. Я думаю вообще существенно пополнить свой гардероб соблазнительным бельишком. Можешь, если хочешь, помочь мне выбирать.
— Ты это серьезно? — Кэрол вряд ли могла бы изобразить большее ошеломление, даже если бы началась война. — Но… понимаешь, ты — женщина немного не того типа. Ты женственная, мягкая, я не знаю… Что-то вроде Дорис Дэй.
— У нее, между прочим, был мужчина. Всегда.
— Но и у тебя он тоже есть, — напомнила ей Кэрол, — да еще какой! Если бы я не была так безумно до сих пор влюблена в свое собственное плешивое пузатенькое сокровище, клянусь, я бы тебе позавидовала.
— Правда? — спросила Лиз с сомнением в голосе. За все время их знакомства ей как-то ни разу не пришла в голову мысль, что Джон нравится Кэрол.
— Ангел мой, нужно быть просто слепой, чтобы не видеть неоспоримых достоинств Джона, и не только физических. Поверь, твой муж — чертовски привлекательный мужчина.
— Спасибо, — сердечно улыбнулась Лиз, хотя слова Кэрол, пожалуй, только разбередили ее раны. Одно дело — самой считать своего мужа привлекательным, но, когда подруга открыто, заявляет о полном совпадении ее мнения в этом вопросе с твоим, это способно внушить некоторое беспокойство. Да, вот и еще один повод для волнения, открытый ею за сегодняшний день. Она мысленно содрогнулась. Боже, Боже, если бы кто-нибудь еще вчера сказал ей, что ее невинное намерение пообедать с собственным супругом навеки лишит ее покоя, внесет растерянность и смуту в ее так хорошо налаженную, размеренную семейную жизнь, наполнит ее душу разнообразными сомнениями и страхами, она, разумеется, рассмеялась бы ему в лицо.
Но была ли ее жизнь все эти годы взаправду такой безмятежно гладкой и спокойной, спрашивала она себя. Или эта тишь да гладь была лишь тончайшей пленкой льда, скрывавшей бурные водовороты неосознанных и нерешенных проблем? Ведь все это началось не вчера. И сцена в кабинете у Джона, невольной свидетельницей, которой она стала этим утром, стала всего лишь тем неприметным крохотным камешком, который пробил ледяную корку и разом обнажил их личную жизнь во всем ее очевидном неблагополучии Приятное безветрие и покой, счастье, в конце концов, ее повседневное тихое счастье были разрушены, покинули ее навсегда.
3
— Первый класс — это просто жутко здорово, мам. — В этом месте Джейми на секунду вынужден был прервать свою хвалебную речь, ввиду того что отправил в рот пригоршню конфет. Роб, в свою очередь, не замедлил воспользоваться паузой.
— Правда, мам. Мы сидели в автобусе сзади, вместе с большими ребятами, и они научили нас стреляться бумажными шариками.
— Бросаться шариками? — нахмурилась Лиз.
— Угу. — Джейми, наконец, удалось проглотить то, что было у него во рту, и он снова взял нить рассказа в свои руки. — Сперва нужно хорошенько пожевать клочок бумаги. Тогда шарики становятся по- настоящему тяжелыми и ужасно далеко летят.
— Ужасно далеко. — Светло-карие глаза Роба засветились при одном воспоминании о полученном удовольствии. — Мне удалось перекинуть один аж через пять ярдов, и он попал этой дуре Элли Камински прямо по макушке.
— И так свистел! — Тут Джейми попытался сымитировать звук летящего шарика, в результате чего все пространство кухни наполнилось шоколадными брызгами.
— Она заревела ужасно громко! — добавил Роб с гордым удовлетворением в голосе.
— И тетя за рулем тоже заорала.
— Надеюсь, миссис Диксон хотя бы не была обстреляна? — с затаенной угрозой осведомилась Лиз.
— Не-ет, — на лице Роба отразилось выражение ангельской невинности, — ее я бы никогда не тронул. Ты же говорила нам, что водителя нельзя отвлекать.
— Ну а теперь послушайте меня, вы оба, и потрудитесь запомнить то, что я вам скажу, — Лиз окинула свою двойню суровым взглядом, — вы больше никогда, слышите, никогда в жизни не будете скатывать и швырять в кого бы то ни было шарики из бумаги или из какого-либо иного материала. Ни при каких обстоятельствах. Поняли?
— Но, мама, — запротестовал Джейми, — мы бросаем их только в девчонок.
— Вам следовало бы знать, что я тоже девчонка.
— Ты что?! — Роб, казалось, был до глубины души оскорблен таким ее притязанием. — Ты мама, а мамы не могут быть девчонками. Девчонки все плаксы.
— Оно и не удивительно, раз вы кидаетесь в бедняжек своими дурацкими шариками.
— Но…
— Никаких «но». Понятно? — Лиз подавила в себе желание пригрозить им рассказать отцу об их похождениях. Она всегда старалась воздерживаться от таких угроз. Не хотела, чтобы Джон стал для них чем-то вроде пугала, упоминание о котором нагоняет на детей страх и заставляет их подчиниться ей. Ей не составляло труда восстановить дисциплину собственными силами. Кроме того, Лиз придерживалась того мнения, что в возрасте Роба и Джейми наказание должно следовать сразу за проступком. В противном случае мальчишки просто забыли бы, за что их наказывают.
— Понятно? — повторила она. По опыту она знала, что Роб и Джейми всегда очень искусны в толковании запретов, поэтому она предпочитала самым тщательным образом обсуждать все нюансы своих речей.
— А на улице? — вступил в торг Роб, видно не желая сдаваться.
— Нигде никаких шариков, мягких или твердых, на улице или в помещении, неужели не ясно?
— Ясно, хотя я не согласен, — заявил Роб, однако Лиз не обратила на его протесты внимания.
— Джейми? — Лиз немедленно пожалела, что обратилась к нему, ибо стоило ему открыть рот, как оттуда вывалилась бесформенная масса шоколада.
— Когда у тебя полон рот, можно и просто кивнуть, — заметила она и вздохнула с облегчением, видя, как он, наконец, проглотил свой шоколад. — Что же еще было в школе, кроме шариков?
Роб молчал, вероятно, размышляя о том, что именно могло бы ее заинтересовать.
— Фредди Драйден заревел не своим голосом, когда мама оставила его перед школьной дверью.
— Бедняжка! — посочувствовала малышу Лиз. Никакой он не бедняжка! — Роб сделал большой глоток молока. — Мамаша дала ему доллар, чтобы только замолчал. А он сказал, что таким образом за неделю, пожалуй, наберется пять долларов. — В черных глазах Роба сверкнул алчный огонек.
— Я бы на его месте не особенно на это рассчитывала. Рано или поздно даже у матери может лопнуть
