Десять сантиметров праха

которая для них — день перемирия и покоя, я нахожусь в полном покое. Хотя увольнительная мне полагается завтра. Я бы встал и пошел — надо же мне узнать, кто все это затеял. Стреляют оттуда, с другой стороны дороги. Внезапно открыли огонь. Сейчас остались только мухи, я слышу их. Бззз… Затихли. Теперь они пьют мою кровь. И земля подо мною тоже ее пьет. Чтобы стать плодородной. Учитель Зусман говорил: «Мы тоже пионеры на этой земле». Сегодня мне преподаны все уроки сразу…

Надо разбудить Ури. Вставай, Ури. Объясни мне. Он все всегда мог объяснить. Он знает. Даже геомет… еще одно трудное слово. Как Л-Лео-но-ра-ра. Ра. Ра. Хорошо бы убежать отсюда, прийти к моей Л-л… Когда она присела, чтобы показать мне альбом с фотографиями из гим-на-сии, я увидел ее тело. Белое и нежное. Она обещала мне, что сегодня… Но сегодня жена Леиса рожает. И со мною все кончено. Этот стебель знает, что все кончено. Не тот случай, что с Нимродом. Когда его ранили, он думал о своей матери. Так он нам сказал. О Родине. О Родине-Матери. Нимрод смеялся, когда рассказывал нам об этом. А мне сейчас нужна мать. Она могла бы помочь. Мать… А все, что мне осталось, это полоска земли перед глазами. Сантиметров десять длиной, пять — шириной. И этот мохнатый колос. Который растет прямо мне в рот. Это Бог, Господь всемогущий. И я утоляю его жажду. Ничего не могу поделать. Это получается независимо от моей воли. Может, отец бы мне помог. Но сегодня пятница. А отец блюдет все заповеди Божьи. Он даже пугает меня карой небесной. Если б только я мог взглянуть на небо! Это все равно что заглядывать Ле-оре за вырез блузки. Сегодня, написала она. С Нитманами вроде бы все будет в порядке. Жена Леиса, верно, уже родила. Но путь к небесному блаженству преграждают десять сантиметров праха.

А Ури спит. Мог бы и рассказать мне о своих подружках. Этот тип с несерьезными глазами явно способен такое рассказать. Девушки ведь бывают всякие. Бывают даже натуральные блондинки. Ури знает. Мне тоже предстоит узнать. Пока еще не поздно. Как только я выберусь отсюда. Даже если придется ползти, я явлюсь к ней. Вниз по склону — и я выкачусь на дорогу. Дорога, конечно, на их территории, но их суббота уже позади. Еще раз они не начнут. Так я и доберусь туда, куда мне надо, — это кратчайший путь. По тропинке через овраг — на нашу дорогу. Надо сделать это, пока не началась суббота. Отец уже закрыл лавку. Он сердится. Ты беспокоишься, как я приду, отец. А я иду к Ли-ане. Уже начинается суббота. В долине Генисаретской. Так поется в песне. Не среди развалин Бира. Бежать, бежать отсюда. Три ступеньки. И звонок. Пусть вернется Леис. Или сына пошлет. Я готов. Проверим-ка сперва ноги. Ступни. Они отдыхают. Полный покой. Не могу даже пошевельнуть ими. Ури, Ури… Он должен помочь мне. Стеблю наконец удалось. Втиснулся глубже. Во рту солоно от него. Шеей не могу шевельнуть тоже. А вот пальцами могу. Ноги же — как два жезла. Я иду к Ле… Ох, устал я. Но надо перебраться через дорогу. Ури, скажи, напишешь ли ты «Нахум и Лео…»? Скажи хотя бы, как к ней попасть, если я не владею ногами. Мать на другой стороне кричит: «Стой, Нахумке». Она в дверях маленькой лавочки; в помещении горит свет — яркое пятно на фоне окружающей тьмы. «Стой, Нахумке», — кричит она мне, а потом исчезает среди машин и снова выплывает между колесами грузовиков, словно большой спасательный круг. На нем можно повиснуть, отдохнуть. Даже посреди дороги. Но только надо выбираться отсюда. С помощью Ури я выберусь моментально. Даже с парализованными ногами. Ури знает, как это сделать. Он был на курсах, где готовят командиров отделения. Неподалеку, в горах. В Бире. На этих курсах учат всему. «Я — маленький генерал, — говорил Ури. — Командир бригады сказал, что мы теперь маленькие генералы». Что же, тогда поведай мне, как идти, когда из тебя истекает кровь. Да, конечно, есть средства, чтобы останавливать кровь. Специальные средства. Учительница биологии нам рассказывала. Она знает. Сегодня все учителя учат меня. Самый долгий в моей жизни учебный день.

По вечерам родители Ле-оры уходят из дому. Играть в карты. Чудаки! В субботние ночи они играют в покер. Пок… А название вещества, которое останавливает кровь… Забыл, именно сегодня. Может быть, можно прийти на экзамен завтра? Завтра будет уже слишком поздно. Наступает суббота. Поздно. Сделай же усилие, Нахум. Ури… Сейчас он сердит на меня. Я скажу тебе ее имя. Я разбужу тебя длинным ее именем. И мы пойдем и ответим на все вопросы, что учитель задавал в классе. Ле-о-но-ра. Ну, а сейчас вслух, Нахум: «Ле-о…» Нет, я погиб. Совсем пропал. Не слышу даже своего голоса. Но я дышу. Душа не может расстаться с телом вот так, вдруг. Я бы заметил, если б это произошло. Даже если она прозрачная или чуть беловатая. Как туман, по утрам стоящий над Ярконом. Мама, как определить, что человек мертв? Кажется, берут перышко и подносят к ноздрям. Если оно колеблется, значит, живой. Но в какой момент он расстается с жизнью, мама? Мать не говорила мне о мохнатом стебле у меня под носом. И он уже втиснулся в меня. Проклятый стебель! Я должен повернуть голову. Тренер, Артур, смотрит на тебя. Подними голову. Выше! Выше! Но я больше не школьник, Артур. Я солдат. И сегодня у меня увольнительная. Леис вернется рано. И школьников по пятницам отпускают рано, и Ле-ора будет дома. Ее родители собираются идти играть в пок. Подними голову, Нахум. А где шиповки, что ты купила мне? «Нахуму, несравненному спринтеру», — написала ты на открытке и вложила ее в коробку. Но путь долог, долог. Ты солдат, Нахум. Мужчина. Ты должен совладать с собой. Как Нимрод на Войне за независимость. «Твой брат в ополчении был героем», — сказала мать. Сейчас он компаньон отца. Доставляет одежду на дом, ездит в фургоне. Он человек независимый. Копит деньги, покупает своим детям мороженое. Может, он и сюда приедет. В своем фургоне. Он умеет перевязывать раны. Он часто это делал, рассказывал он нам и улыбался. Оборачиваешь рану паутиной, прикладываешь свежий хлеб. Так он говорил и смеялся. Хлеб и паутина. Рядом со мной действительно паутина. Медленно приближается паук. Ткет сеть. Ночью она покроет все. Ури, Ури! Не отвечает. Я не слышу своего голоса. Ничего не слышу. У тебя приятный голос, сказала Ле-ора, очень низкий, какой и должен быть у мужчины. И волосатая мускулистая грудь. Если б отец был здесь, он бы перевернул меня на спину. Я бы смотрел в небо, как он. Может, увидел бы Бога, приходящего с наступлением субботы. Из долины Генисаретской. Но отца здесь нет. Здесь лишь я один. И маленький холмик. И этот стебель. Могу поспорить, передо мной ровно десять сантиметров праха. Линейкой мог бы смерить и доказать это. Ведь это важно. Чтоб быть уверенным. Хотя бы в этом. Это важно. Знать, как это бывает, когда небо закрывают десять сантиметров праха.

,

Примечания

1

Тель-Хай (букв.: живой холм) — мемориал на месте сражения, произошедшего в 1921 году между арабами и еврейскими поселенцами под командованием выходца из России, героя Порт-Артура, однорукого офицера Иосифа Трумпельдора, павшего в этом бою.

2

Исайя, 6:2.