месяца Юпитер скрывался в болоте.
В продолжении этого времени Юпитер страдал только от одиночества. Он старался окружить себя посильным комфортом. Мох, висевший на деревьях, послужил ему для устройства мягкой постели. В пище он не нуждался, а если бы нуждался, то легко мог бы поймать молодого аллигатора, хвост которого если не так вкусен, как свинина или говядина, то во всяком случае съедобен. Но Юпитеру не часто приходилось ограничиваться такой пищей: чаще всего он питался жареной свининой, курицей, а иногда куском енота. У него водился хлеб и даже настоящий пшеничный. Иногда у него появлялись и виргинские сухари из самой белой тончайшей муки.
Откуда же он получал такие припасы? Конечно, с плантации; а что касается енота, то эту лесную дичь он добывал сам.
Припасы эти были краденые Синим-Биллом. Последний строго хранил тайну убежища своего друга и не доверил ее даже своей лучшей половине. Феба знала только, что Юпитер скрывается в лесу или в болоте. Она это знала потому, что муж брал припасы из кладовой и прибегал к кулинарному искусству жены с просьбой приготовить их. Она уже не подозревала, что провизия предназначалась для Браун-Бет, а знала, что это для Юпитера, и не прекословила.
Беглец ни в чем не нуждался во время пребывания в болоте. Известная склонность Синего-Билла к охоте служила последнему достаточным оправданием в продолжительных отлучках. Охотничья добыча, енотовые шкуры, которые он продавал, позволяли ему снабжать друга всем необходимым и даже некоторыми предметами роскоши. Он приносил иногда под своей блузой и пачку табаку, и флягу виски. Фляга, к счастью, наполненная еще до половины, была очень полезна Юпитеру. Жидкость, заключавшаяся в ней, годилась именно как лекарство для раненого, и Юпитер дал ее последнему, как только заметил, что тот еще жив.
Виски подкрепили Кленси до такой степени, что как будто влили новую кровь в его пустые жилы. Он повторил имена, которые произносил уже, и повторял их в последующие дни бреда.
Юпитер так заботливо ухаживал за ним, что в конце концов он начал выздоравливать. Выстрел, который должен был быть смертельным выстрелом, не достиг своей цели. Пуля перешибла только одно ребро и вышла, не задев легкого. Кровоизлияние от перерезанной артерии вызвало обморок, за которым последовала горячка с бредом.
Гостеприимный хозяин бодрствовал над ним и расточал ему неутомимые заботы; а Кленси, когда укрепился и мог думать и говорить о будущем, пообещал мулату избавить его от рабского ига.
Кленси сказал Юпитеру о своем намерении переселиться в Техас и предложил ему отправиться туда вместе с ним.
Он запретил ему открываться в этом Синему-Биллу, зная, что этот негр служит единственным средством связи с колонией; но это не было необходимо, потому что Кленси запретил говорить даже о том, что был жив, и это запрещение соблюдалось так строго, что черный охотник был уверен в смерти Кленси и совсем не подозревал, что доставляет ему пищу. Его только удивляло, что Юпитер с некоторого времени нуждался в очень большом количестве пищи и стал разборчив относительно ее качества.
Кленси узнал обо всем, что случилось в колонии с рокового для него дня; он знал малейшие подробности, исключая одну и именно ту, которая могла бы утешить его в несчастье, сгладить одиночество и, может быть, изменить весь план его будущей жизни. Охотник за енотами ничего не сказал Юпитеру о письме и о фотографии, оброненных Ричардом Дарком.
Может быть он позабыл сказать об этом, но, вероятнее всего, просто не имел времени, потому что на другой день после ареста Ричарда Дарка отцу его пришла мысль, что Синий-Билл, если бы захотел, мог бы сказать об убежище Юпитера.
Вследствие этого охотник на енотов подвергся строжайшему надзору и должен был удвоить осторожность, снабжая продовольствием товарища. Свидания его с Юпитером сделались очень краткими, приятели перешептывались с оглядкой, и, вероятно, поэтому Синий-Билл и не упомянул о перехваченном письме.
Прошли месяцы, прежде чем в колонии узнали о том, что Чарльз Кленси не умер, и прежде чем объяснилось исчезновение его тела.
Понятно, что Саймон Вудлей и Нед Хейвуд знали все с того момента, когда первый встретил Кленси на могиле матери, но они умели хранить тайну, и много прошло времени, пока в окрестностях узнали, что молодой человек остался в живых.
Глава XLII. САБИНА ПЕРЕЙДЕНА
Когда Техас был еще независимой республикой, а не штатом, как теперь, фраза «переправиться через Сабину» имела особенное значение. Река эта отделяла республику Одинокой Звезды (Техас) от Соединенных Штатов, как отделяет она теперь Техас от Луизианы.
Это значило, что когда лица, убегавшие от правосудия Штатов, переправлялись через Сабину, то они считали себя в безопасности, так как закон о выдаче никогда не исполнялся.
Преступник, перейдя Сабину, мог дышать свободно, какого бы рода ни было его преступление. Дарк- убийца мог рассчитывать на безопасность, как только вступил на западный берег реки.
Сутки спустя после отъезда капитана Борласса из гостиницы «Вождь Чоктав» с полудюжиной товарищей, отряд всадников почти в таком же числе переправлялся через Сабину, направляясь в Техас.
Но место переправы было не то, где проезжали обыкновенно путешественники. Это была прежняя военная дорога испанцев между Начиточезом и Накогдочезом, но несколькими милями выше последнего. Тут был брод. Чтобы достигнуть этого брода, надо было переехать через сосновый лес и следовать по дороге, мало посещаемой путешественниками, а тем более людьми, отправлявшимися в Техас с честными намерениями и имевшими незапятнанную репутацию.
С первого же раза можно было видеть, что упомянутая группа всадников состояла не из путешественников и не из честных колонистов. С ними не было ни фургонов, ни других экипажей, которые придавали бы им вид переселенцев, не было никакой поклажи и ничего, что могло бы замедлять путешествие. Конечно, это могли быть разведчики, скупщики земель, но они очень мало были похожи на людей, принадлежавших к какой-нибудь из этих профессий; в них не замечалось ничего честного и порядочного.
Пока они находились на луизианской территории, они шли поспешно и молча, удерживаясь от разговоров, словно чувствовали за собой погоню. Все, казалось, вздохнули свободнее, очутившись на техасской земле, словно, наконец, достигли безопасного пристанища.
Всадник, бывший вожаком шайки, остановил лошадь и сказал:
— Друзья! Я полагаю, что мы можем здесь немного отдохнуть. Мы на техасской земле, где свободным людям нечего бояться. Если какой дурак и следил за нами, то я думаю, что он остался на том берегу Сабины. Итак, мы сойдем с коней и отдохнем немного под тенью этих деревьев, а после поговорим о дальнейшем пути. Что касается меня, то я порядочно устал. Виски всегда действует на меня подобным образом. На этот раз наш молодой друг Фил Контрелл поднес мне двойную порцию, так что вряд ли я оправлюсь и через неделю.
Нет надобности говорить, что эту речь держал Джим Борласс, и что люди, окружавшие его, были знакомые уже нам посетители гостиницы «Вождь Чоктав».
Подобно своему начальнику, все изнемогли от двадцатичетырехчасовой езды верхом, не говоря уже об ослабляющем влиянии оргии и страха погони.
И Джим Борласс ехал так поспешно собственно для спасения товарищей. Он приезжал в Начиточез не для удовольствия, а по делам, подготовить исполнение такого злодейского замысла, на какой, по-видимому, не способен англо-американский народ, а способны только личности из латинского племени, обитающего на южном берегу Рио-Гранде.
О выгодности предприятия можно было заключить из веселого тона, с каким он возобновил разговор с товарищами, усевшись под тенью деревьев.
