Васильевский, вроде бы оттаяла.
Обычный вечер. Сидели под торшером, пили кофе, смотрели Альмадовара. Говорят, лучший способ превратить эстетский вечер в романтический — это подойти и обнять, молча. Дальше наладится. Счастлив тот, кто умеет быть простым в сложных отношениях. Я не умею. Начал очень издалека.
— Послушайте, Екатерина Гамлетовна. Очень серьёзный вопрос. Нужно срочно, немедленно осмотреть ваш шрам. Ещё раз.
И ухватил её колено.
— Идите спать, Матвей Александрович. Катя Гамлетовна устала и сердита.
Она отобрала ногу и пошла в комнату. У дверей обернулась.
— И не забудьте завтра позвонить клиенту Еве. С самого утра. В шесть. Нет, в пять.
Можно было отшутиться, заболтать, поймать её руку. Довести до кровати и упасть. И опять болтать, целовать в ладонь, пока бастионы не обмякнут. Но Катя ушла в спальню, я остался в гостиной. Посидел немного, стал раскладывать диван. Ночью уже думал, можно бы вползти. Пусть не ловким ужом, хотя бы неуклюжим вараном, к ней под одеяло. Вот прямо сейчас. Или на рассвете. Она же спит в десяти метрах. И, наверное, не прогонит…
Я злился на Еву. Свалилась на бедную мою башку, холера прибалтийская. Всё испортила. Я отдал бы полмира за такой же вечер, но с ней. Игривой, отчётливо заграничной. Умеющей из поворота головы сотворить эротическое шоу.
Катя — стоик. Утром проснулась, как ни в чём ни бывало. Мурлыкала песню из репертуара Винни- Пуха. В машине рассказала, как подписывали договор с мебельщиками. Те хотели расплатиться за рекламу кухнями. У мебели наценка 70 процентов. Папа сказал, что добавит к нашей цене столько же. Сумма сделки получилась королевской. Если согласятся, будем всей фирмой торговать столешницами на базаре.
Я кругами ходил по офису, ждал десяти утра. Будить иностранную принцессу, пока совсем не рассвело, могут только очень самонадеянные люди. Ровно в десять спустился к машине. Квитанция лежала под сиденьем. Правда, выпала. Нашёл в телефоне вчерашний звонок. Набрал воздуха, нажал вызов. Очень, очень долгие четыре гудка. Успели вспотеть ладони. Потом щелчок и такое тёплое «Алё», что захотелось в него упасть.
— Здравствуйте, Ева.
Она ждала меня на Таврической. Её подружка, видимо, любила финский стиль в одежде. Взятая взаймы куртка походила на картофельный мешок. Но Ева относилась к тем счастливым прямоходящим, которым идут даже паруса и парашюты. По-настоящему изящное не испортишь, во что не заворачивай.
Перспектива экскурсии по городу Еву не восхитила. Она мёрзла в нашем декабре. Хотя, почему нашем. У неё там такой же. Зато выпить кофе согласилась. После химчистки. Забрали пальто, поехали к Ашоту. Заказали мясо и бутылку мальбека. Я сказал, что питерцы под кофе всегда подразумевают плотный ужин. Ева махнула рукой — несите всё.
В Риге названия закусочных заковыристей. Она рассказала, есть кафе «Четыре белые рубашки». Ещё есть «Почтальон звонит дважды». А её любимое заведение называется «Слава богу, пятница пришла».
Уселся за инструмент, как на коня вскочил.
Ева вскинула руки:
— Нет-нет, Матвей! Даже не пытайтесь соблазнять меня вот так, ройяльным тарахтением! Меня от Рахманинова укачивает.
Вторник в ресторанах скучный день. Ева улыбалась, смотрела в окно. Я перебирал блюзы и не мог придумать, как её удержать.
— Надо ехать, — сказала она.
— Послушайте, Ева. У меня нет фотоальбомов, чтобы пытать ими гостей. И обещаю не музицировать. Поехали ко мне. Просто чай пить. Или я готовлю прекрасный кофе. У меня колумбийский, с мятой. Турка медная, с круглым дном, как в учебнике. Только кофе, на полчаса. Или чай. Тоже с мятой. У меня там всё с мятой, даже пельмени. И вы удивитесь до чего целомудренны бывают музыканты.
— Пианист с туркой — я с трёх лет остерегалась встретить такого. Но вы другое дело, конечно. Особенно, когда не мучаете рояль. Спасибо, Матвей. В другой жизни, может быть…
— Ева, где логика? Ваша подруга, она с мужем помирилась?
— Вроде бы. С утра чуть не поубивали друг друга. Значит, отношения идут на поправку.
— Ну вот… Вы им будете мешать, а мне от вас сплошное счастье. Можете переночевать у меня, в тишине, за запертой дверью. Я один, комнат много. Целых две. И клянусь навсегда забыть, что такое Рахманинов. Соседи будут вам признательны. Поедемте ко мне, ради соседей.
— Мотенька, спасибо. Отвезите меня домой.
Снег совсем растаял. Плохо освещённая Таврическая сделалась обычной чёрной улицей, каких в декабрьском Питере полно. Больше, Питер из них и состоит. Ева вошла в подъезд, обернулась, махнула рукой. И всё. Будто Новый год прошёл, на дворе бесконечный январь и до весны трижды от тоски помереть успеешь. Впрочем, пусть. Даже лучше. Катя надулась. Ева вернётся в свою Латвию. Я представил, как буду жить совсем без женщин. Стану играть ещё и по понедельникам. Днём писать рекламу и колонки, а по ночам, может, книгу. Изредка ко мне станут залетать случайные подружки, как мотыльки на нервный свет моего одиночества. И всем будет ужасно интересно, отчего я такой грустный и апатичный.
Я вернулся домой. Поставил машину. Когда уходила жена, помню, выл и прыгал на стены. У неё был любовник — внимательный, щедрый на цветы. Тоже музыкант, но куда более успешный. Звонил то из Франции, то из Бразилии. Я долго не скандалил. Верил, всё уляжется, она полетает, покружит — и вернётся. Однажды не выдержал, пошёл к гадалке. Мне хотелось знать, сколько ещё терпеть, чтобы жена раскаялась и снова прыгнула в мои объятия, широко раскинув ноги.
Прорицательницу рекомендовали родственники. Она оказалась свежей ещё дамой. Работала в сложной астролого-картёжной технике. Начинала со звёзд, потом брала всяких валетов и королей, выписывала таблицы чисел. Иногда махала руками, входила в лёгкий транс. При этом успевала стесняться. Просила прощения за недостаток опыта. Улыбчивая такая. Рассказала, сам Саи-Баба когда-то разглядел в ней способности и похвалил при большом стечении других прорицателей. У неё не было хрустальных шаров. Она не наносила на лицо сатанинской косметики, не применяла мрачных завываний. Выглядела приличной женщиной.
Первое, что сказала: у жены другой мужчина. Я усмехнулся. Если мужик пришёл гадать, вряд ли дело в одной четвёртой финала Евролиги. Конечно, любовник. Сидели мы долго. Она чертила графики и схемы, записывала ходы в блокнот. Потом выдала результат.
Небесные звери решили единодушно: в области искусств мне светлая дорога. (Пианиста видно по пальцам, — подумал я.) Однажды стану известен и богат. Не в следующий понедельник, но однажды. Прорицательница показала мне карту с бородатым клоуном, увитым вензелями.
— Видите?
Я не видел, но с портретом незнакомца сложно было спорить.
А с семьёй — глухо. Сколько ни старайся, Сатурн всё разрушит. Или Плутон, сейчас не вспомню. В общем, ходит в небе какой-то негодяй. Он против моего счастья. Гадалка поставила чай и рассказала, как от неё самой ушёл муж. Она всё заранее высчитала, но предотвратить не могла. Против Плутона никто не выстоит, уж он очень здоровый.
Чай был ароматный, гадалка с ямочками на щеках. Наверное, если позвать её на ужин, она бы нашла, что сказать Сатурну. Но я тогда думал лишь, с кем сегодня ночует моя Оля.
Пришёл домой. Разулся, не включая свет. Как был в куртке, побрёл на кухню ставить чайник.
