70 Сколько о скромности он кроткой являет забот!
Как безмятежная кротость питает спокойствие духа!
Сколь далеко отстоит спесь от подобной души!
Нашего принцепса лик необычный такие приметы
(Что измышлять их) несет истинно сам на себе.
Но в справедливости той, что владеет искусством правленья,
В том благочестье идет он за народом своим.
Весь этот блеск непреложно на лицах у нас отразился,
Все это должно узреть в нынешнем благе у нас.
Мы восторгаемся так потому, что владеем свободой
80 И что опасности, страх, боль и утраты ушли,
Что возвратились сюда мир и польза, и смех, и веселье,
Что с этих пор на виду принцепса доблесть у всех.
Власть без границ погубила поистине добрые взгляды,
И у великих людей это в обычай вошло.
Но хоть и прежде он был благочестен, все ж должные нравы,
Чтобы властителем быть, высшая власть принесла.
Ибо добро, что иные лишь в старости поздней свершили,
Тотчас же он совершил в первый вступления день.
Схваченных тотчас он ввергнул в оковы. Любой, кто недавно
90 Умыслом злобным своим вред государству чинил,
Тот, кто доносчиком был, укрощается ныне в оковах,
Чтобы он сам претерпел зло, что другим причинял.
Он для торговли моря отверзает. И если торговец
Был притесняем, теперь малый он платит налог.
Бывшее долго в презренье сословье людей благородных
В первый правления день древнюю честь обрело.
Должности все в государстве, которые прежде негодным
В откуп давались, раздал людям достойнейшим он.
И со счастливой в делах переменой отличья, какие
100 Ранее неуч имел, ныне ученый обрел.
Тотчас законам (они ниспровержены были и сами
Ниспровергали) вернул мощь и достоинство он.
И если прежде совсем отстраняли любое сословье,
Сразу же снова к себе все он сословья привлек.
Если же что-то в законах он сам пожелал уничтожить,
Чтобы народу суметь тем услужить своему,
То это было, он знал, что родителю нравилось прежде:
Но, как и должно, отцу родину он предпочел.
Я не дивлюсь: ведь не все ли, что принцепсом этим вершится,
110 Кто благородным рожден и с просвещенным умом,
Коего девять сестер омыли кастальскою влагой,
Философией самой было ему внушено?
Множество было причин, что народ раболепствовал целый
Пред королем: это зло лишь и пугает его.
Мог бы, однако, король, если б он захотел, отовсюду
Страху в угоду богатств нагромоздить без числа.
Всем этим он пренебрег: снова всех безопасными сделал,
Всякое зло удалил, что породила боязнь.
Так вот, других королей страшились народы, его же
120 Любят: страшиться при нем нечего больше теперь.
Принцепс, надменным врагам страх внушать ты должен немалый, -
Твой же не должен народ, принцепс, страшиться тебя;
Те боятся тебя, – мы тебя почитаем, мы любим.
Будет наша любовь, – что ты боишься, – у них.
Так, безмятежным тебя, защищенным без всякой охраны,
Здесь охраняет любовь; там же – единственно страх.
Даже и внешние войны, коль схватятся галл и шотландец,
Всем не страшны, лишь бы ты, Англия, дружной была.
Но далеко будут распри от нас; и какие причины
Есть для того, чтоб они здесь зародиться могли?
Ибо, во-первых, о праве короны и титула больше
Нет и вопроса теперь, да и не может он быть.
В споре, что часто бывает, ты стороны обе сливаешь, -
Так, благородные, спор кончили – мать и отец.
Сколь далека от тебя возмущенья народного ярость
Та, что обычно глава всех государственных смут.
Гражданам всем ты своим, ты, единый, настолько приятен,
Что ни один и себе быть бы приятней не мог.
Если ж нежданно вражда вдруг могучих князей обуяет,
140 Кончится тотчас она, сломлена волей твоей.
Столь велика у тебя величавость величья святого,
Что по заслугам твои доблести дали тебе.
Все, что ни есть у тебя, у отцов твоих все это было
И не бывало того в бывшие раньше века.
Ибо ведь есть у тебя бережливость отцовская, принцепс,
Щедрая также рука матери есть у тебя.
Благочестивый твой ум у тебя от бабки отцовской,
Честное сердце твое – деда по матери дар.
Что же дивиться, коль новым обычаям Англия рада,
150 Если правитель таков, коего не было здесь?
Что же до радости той, что расти не могла очевидно,
То и она возросла с брачным союзом твоим,
Брачным союзом, который одобрили благостно боги,
Этим тебе и твоим помощь явили свою.
Эта супруга твоя, что народ в ликовании видит,
Рядом с тобою теперь, делящей скипетр с тобой,
Боги о ком попеченье такое имеют бесспорно,
Что украшают они и прославляют твой брак,
Столь благочестьем своим превзошла и сабинянок древних,
160 А величавость ее выше святых героинь.
Чистой с Алцестой она могла бы сравняться любовью,
Иль Танаквилу умом, верно, могла превзойти.
Облик ее и уста красотою отмечены дивной, -
Столько такой красоты ей лишь единой к лицу,
Кто красноречьем своим плодовитой Корнелии выше;
В жизни супругу она, как Пенелопа, верна.
Преданной, принцепс, тебе была она многие годы,
Долго держалась она только любовью твоей.
