Когда он играл свои версии музыкальной классики, его голос начал привлекать больше внимания. Мощный, чувствительный, душевный, он буквально притягивал людей.
«Может что-то меняется», — делился надеждами Роберт с друзьями, выступая перед полным залом. Но несмотря на растущее признание, разочарований всё же было больше.
В 1966 году, после того, как он присоединился к группе Listen, каким-то скаутам из CBS Records понравилось то, что они услышали. Их поразили сильный голос и поведение на сцене. CBS подписали группу на три сингла, на первом из которых записана хорошая версия хита Young Rascals «You Better Run». Выпущен он был скромно, а привлёк ещё меньше внимания. Радиостанции и покупатели на заметили пластинку. Первая встреча с музыкальным бизнесом оказалась жестокой.
Роберт был удручен провалом, но не сломлен. «Я пробьюсь, — говорил он друзьям, стараясь поддерживать дух на высоком уровне. — Я верю в себя, и это пол-дела». На самом деле его одолевали большие сомнения, и он начал сомневаться, что дела пойдут в его пользу.
В 1967-ом CBS Records предложили Роберту записать два сингла по контракту с Listen. Казалось, это отличная возможность — пойти в студию самому. Но радость Роберта была омрачена выбором песен. Одна из них, «Our Song», была прилизанной оркестровой итальянской балладой с английским текстом. Кто-то из друзей Роберта спросил: «Что они делают с ним, чёрт возьми? Слепить из него очередного Тома Джонса?» Роберт стыдился записи. Он чувствовал, будто теряет свою индивидуальность в куске винила, вышедшего из-под пресса. Его чутьё не подвело: «Our Song» разошлась тиражом всего 800 экземпляров, и компания действительно пыталась сделать из него нового Тома Джонса. Кампания была столь же успешной, как и российский автопром. В какой-то момент Роберт был настолько подавлен тем, что его карьера упёрлась в отвратительную кирпичную стену.
— Если моя мама не купила пластинку, её больше никто не купит, — шутил Роберт, и он не преувеличивал.
В этот период, несмотря на происхождение из среднего класса, он стал модом. Он носил отстроносые сапоги на каблуке и обтягивающие пиджаки, участвовал в драках с рокерами где-нибудь в Маргите. Он состриг длинные светлые локоны и сделал причёску во французском стиле на подобие Стива Марриотта, вокалиста Small Faces, которые задали неотразимый музыкальный вопрос: «How's your bird's lumbago?» (честно скажу, так и не понял, что эти кокни имели в виду — прим. пер.) во время концерта в Бирмингеме, на котором побывал Роберт.
Пока карьера Роберта буксовала, его родители попытались снова направить сына в более традиционном направлении. «Почему бы тебе не пойти учиться на бухгалтера?» — спросила обеспокоенная мама. Роберт был и так в удручённом состоянии, а тут ещё и это.
И хотя Роберт был достаточно умён, чтобы понимать, что он гоняется за неосуществимой мечтой, но всё же он был расстроен недостаточной поддержкой со стороны семьи. Он до сих пор думал, что у него есть ещё одна попытка стать звездой, хотя родители ждали, когда же сын перерастёт свои «фантазии» насчёт карьеры в музыке. Роберт чувствовал себя разочарованным, оскорблённым и униженным. Когда он бывал в доме родителей, то чувствовал, как растёт пропасть между ними. На каком-то уровне он отчаянно хотел доказать им, что может преуспеть в музыке.
Тем не менее, чтобы доставить удовольствие семье, Роберт в конце концов согласился пойти учиться на бухгалтера, хотя его сердце принадлежало блюзовым исполнителям типа Роберта Джонсона, Томми МакКлеллана, Отиса Раша, Мадди Уотерса и Сонни Бой Уильямсона, чьи записи он частенько находил в магазине уценённых товаров, в которых часто ошивался.
Через две недели учёбы Роберт поднял руки. Ему платили какие-то два фунта в неделю, но что важнее, он понял, что существуют более интересные вещи, чем гроссбухи и балансовые ведомости. — Не хочу тратить жизнь на подсчёт денег других людей, — жаловался он друзьям. — Я лучше стану тем, кто делает их!
Без всякого сожаления Роберт полностью переключился на музыку. Как и раньше, он переходил от одной группы к другой, в конце концов оказавшись в Band of Joy. Как и ранние музыкальные начинания, эта группа достигла минимального успеха. Концерты случались нерегулярно, и большая часть их проходила в полупустых залах. Мало других проблем, Роберт постоянно ссорился с менеджером.
— Ты знаешь в чём проблема, Роберт? — спросил его как-то менеджер. — Я не думаю, что ты хорошо поёшь! Тебе стоит серьёзно подумать об уходе из группы.
Роберт в ярости вышел от менеджера, его самолюбие было основательно задето. Да, его голос был немного неистовым, но он в то же время чувствовал, что в нём есть нечто уникальное. Он старался не обращать внимания на критику, пропускать её мимо ушей, но это было трудно. Он твёрдо вознамерился продолжать петь, хотя денег музыка не приносила. Роберту досталось название группы, и вскоре Band of Joy реформировались во втором, а в последствии и в третьем составе, которые попробовали себя в нескольких неожиданных направлениях. В последней инкарнации играл странный длинноволосый барабанщик с усиками по имени Джон Бонэм. Он вечно был недоволен бешеной мощью и яростью, создаваемыми им на концертах. Он обёртывал барабаны алюминиевой фольгой, чтобы звук был более хлёстким и взрывным, а ещё чтобы привлекал больше внимания к группе.
Но на самом деле Band of Joy требовалось гораздо больше усилий, чтобы завоевать сердца аудитории. Участники группы иногда выступали с разукрашенными лицами и носили длинные фраки. Они устраивали войнушку на сцене с игрушечными автоматами. А толстый басист, одетый в кафтан и расклёшенные брюки прыгал со сцены в толпу, страшно пугая её тем самым. Как будто «Гинденбург» (а может, «Цеппелин»?) падал на них. Если в этом и был какой-то смысл, никто не мог понять — какой именно.
Одним вечером группа играла в Селкирке, и пьяный посетитель концерта бросил в Планта кусок пирога. Роберт постоянно двигался по сцене, поэтому пирог вреда никакого не причинил.
Band of Joy играли два концерта в неделю, но денег много мы не зарабатывали, — вспоминал Роберт годы спустя. — Если бы я не был к тому времени женат, а у моей жены Морин не было работы, мне нечего было бы есть. Вот так! Я бы стоял на бирже труда.
В известной степени, Морин была спасительницей Роберта, и он это знал. Без её денег, не говоря уже о моральной поддержке, он бы давно сдался. Он встретил её на концерте Джорджи Фейма, и они вскоре стали вместе жить, а затем поженились. Когда Роберт приносил домой какие-то деньги, она была уверенна, что у них будет крыша над головой. Когда его уверенность пошатывалась, она помогала восстановить её. Роберт часто говорил, что если бы не Морин, он давно бы сошёл с ума.
Band of Joy продолжала бороться за выживание. Они работали за семьдесят фунтов за вечер, играли песни Сонни Бой Уильямсона и Grateful Dead и даже записали несколько демо в студии Regent. Но к их разочарованию, контракта никто им не предложил. В конце концов, в отчаянии от отсутствия перемен, Роберт решил, что борьба не стоит продолжения. Группа распалась.
И снова Роберт должен был принимать тяжёлые решения касательно будущего. В начале 1967-го он работал дорожным рабочим и укладывал асфальт где-то на Вест Бромвич Хай стрит, а на заработанное (шесть шиллингов и два пенса в час) покупал альбомы Buffalo Springfield, Love и Moby Grape. Большая часть английской рок-сцены была убожеством и недостойной записи на виниле. Но Grape — с их комбинацией блюза, фолка, рока, ритм-энд-блюза, кантри и блюграсса — вернула Роберта в музыке, к большому горю родителей.
Даже после того, как Led Zeppelin стали миллионерами, примирение с отцом затянулось на годы. Отец Роберта не признавал карьеру рок-певца своего сына, даже несмотря на невероятный успех. Этот факт сильно ранил Роберта. На одном приёме в Бирмингеме я разговаривал со старшим Плантом и предложил ему бутылку пива — без бокала. Он посмотрел на меня с отвращением, словно говоря: «Ты за кого меня принимаешь, чтобы я пил прямо из горла?» Он был совсем из другого мира.
4. Бонзо
Джон Бонэм был весьма практичным парнем. Насколько я знал его, никакие маски не скрывали настоящего Бонэма. Вся громкость, всё безумие, всё остроумие и весь талант — в этом был Бонзо. Что
