знакомых, столько воспоминаний. Я здесь как дома…
…От площади Трокадеро и от авеню Президента Уилсона тянутся в сторону площади Звезды (Шарль- де-Голль-Этуаль) улицы, застроенные огромными домами (авеню Иена, Клебер, Марсо), в которых жили когда-то (да и нынче живут) люди состоятельные и знатные. Да и новые богачи здесь селятся тоже. Недаром же несколько лет назад именно на одной из этих авеню (на авеню Марсо) какие-то киллеры (судя по всему, русские) застрелили через бронированное стекло молодого новорусского миллионера, чем сильно озадачили непривычную к таким питерско-чикагским разборкам местную полицию.
На авеню Клебер уже в начале XX века стояли роскошные современные гостиницы вроде отеля «Мерседес» на углу Пресбургской улицы. Здание стиля «ар нуво» построено архитектором Шеданном. Над панорамными окнами его первого этажа – скульптурные изображения автомобиля и автомобилистов, истинная заря новой эры. Рядом (в доме № 19) раньше находился «Отель Кастилии», в котором до 1904 года жила королева Изабелла II. Позднее здесь появился отель «Мажестик», который был куплен государством, оборудовавшим в нем какие-то конференц-залы. И публика не замедлила собраться в этих залах. В июне 1921 года здесь состоялся европейский конгресс Русского национального союза. Присутствующие (их было три сотни) избрали своим председателем известного богослова, сторонника создания православного государства Антона Владимировича Картышева. Конгресс создал постоянный Русский национальный комитет, имевший целью «освобождение России от коммунистического рабства». В этих залах не раз проходили вечера русских писателей – Куприна, Мережковского и Гиппиус, Зайцева, Бальмонта, Бунина. В апреле 1926 года в одном из этих залов собрался под председательством Петра Струве Всемирный русский конгресс, имевший целью консолидацию всех сил, стремящихся к освобождению России от ярма Второго интернационала.
В доме № 52 по авеню Клебер жил некогда государственный деятель и нобелевский лауреат Аристид Бриан, который здесь и умер в 1932 году. В доме № 73 умер литовский поэт Милош. На соседней улице Амелен жил с 1919 года до своей смерти (в 1922 году) Марсель Пруст.
Параллельно авеню Клебер идет улица Лористон. На ней еще и в недавние годы жил писатель Владимир Максимов и помещалась редакция знаменитого эмигрантского (третьей волны русской эмиграции) журнала «Континент». А до того жила на той же улице лихая, остроумная дама, французская писательница, русская эмигрантка, интеллигентная азербайджанка из Баку, взявшая восточный псевдоним Ум Эль-Банин. Семидесятисемилетний Бунин называл ее «газелью» и «черной розой», а она описала этот эпизод последних лет его жизни в очень милой мемуарной книжечке «Последний поединок Бунина». Впрочем, незадолго до этих событий в ее квартирке на улице Лористон жил офицер оккупационной армии, знаменитый немецкий писатель Эрнст Юнгер, которому она поклонялась (как сорок лет спустя поклонялся ему Ф. Миттеран).
Авеню Клебер пересекает улица Буасьер. Когда-то на ней размещалось таинственное партийное общество «Франция-СССР». Теперь в этом особняке нормальный русский Пушкинский клуб, без кнопок и бронированной двери. Я был там однажды, на презентации прекрасной книги А.Васильева «Красота в изгнании». На той же улице (по сообщению того же А. Васильева) в доме № 59 размещалось до войны русское ателье мод «Лор Белен». Хозяйка его милая дама-эмигрантка Лора Бейлина, погруженная в тайны философии и эзотерики, делами занималась мало и отдала ателье под твердую руку балерины Тамары де Коби (урожденной Гамсахурдиа, дочери циркача-грузина и венгерской цыганки), женщины воистину романтической судьбы и самых разнообразных талантов. Дом «Лор Белен» специализировался на корсетах. Мода на женственные линии фигуры, которую на время потеснили девушки-гамены, эти твигги 20-х годов, мода эта вернулась в 30-е, и вот тут-то Тамаре пригодилось блестящее знание балетного костюма. Оставалось осваивать новые материалы. В 50-60-е годы знаменитая актриса Марлен Дитрих выходила на сцену в белом, усыпанном стеклярусом платье – и непременно в корсете, сделанном ее русской подругой Тамарой (так что мужские треволнения в зале были вызваны не только природными формами актрисы, но и искусством Тамары). Модельерским мастерством, личным обаянием и даром дружбы Тамары Гамсахурдиа де Коби (и конечно, ее платьями, бельем, купальниками, корсетами) восхищались такие прославленные женщины подлунного мира, как Марлен Дитрих (надпись на фотографии, подаренной ею Тамаре гласит: «Я Вас люблю, я перед Вами преклоняюсь. Марлен»), как Жаклин Кеннеди, как королева Югославии, как русская меценатка леди Детердинг, как баронесса де Ротшильд, как императрица Аннама…
Многие из огромных домов на авеню Клебер, где разместились ныне музеи, международные организации, посольства, раньше целиком занимали люди состоятельные. Скажем, если в домах № 2 и № 4 по авеню Иена и раньше размещались посольства, то вот дом № 10 целиком принадлежал принцу Роланду Бонапарту, от которого осталась здесь огромная (100 000 томов) научная библиотека и кое-какие наполеоновские сувениры. В этом доме родилась принцесса Мария Бонапарт, ученица Фрейда и сама знаменитый психоаналитик. Ныне здесь Французский внешнеторговый центр В доме № 51 по авеню Иена, где размещается ныне Португальский культурный центр, жил до войны промышленник-миллионер и меценат Галуст Гюльбенкян. Он собрал богатейшую коллекцию шедевров живописи, которую вы сможете увидеть, если судьба занесет вас в Лиссабон (там ныне великолепный Музей фонда Гюльбенкяна). Вообще, надо сказать, богатые обитатели квартала серьезно занимались коллекционированием. Мне лишь два-три раза доводилось бывать в здешних красивых (и пахнущих миллионами) квартирах, похожих на музеи. И надо сказать, что в случае удачи квартиры эти с их уникальными коллекциями произведений искусства и становятся музеями. Такой музей возник, к примеру, в доме № б на площади Иена, где жил лионский промышленник Эмиль Гиме, собравший огромную, на высокопрофессиональном уровне подобранную коллекцию яванского, кхмерского, афганского и индийского искусства, – здесь ныне один из богатейших музеев Парижа. Кстати, это здесь Максимилиан Волошин увидел скульптурный портрет египетской царевны Таиах, которая показалась ему похожей на будущую его жену Маргариту Сабашникову. Маргарита стала женой Волошина, потом ушла к другому, а заказанная Волошиным копия скульптурного портрета Таиах оставалась с ним до самой его смерти в Коктебеле в 1932 году.
Можно было бы насчитать полдюжины таких музеев в домах здешнего квартала миллионеров. Скажем, Музей моды и костюма во дворце герцогини Гальера. Герцогиня оставила городу Парижу не только свой дворец на улице Гальера, но и коллекцию произведений искусства. Человеку, знакомому с историей русской эмиграции, визит на улицу Гальера приводит, впрочем, на память не только коллекции здешних музеев и посмертную щедрость коллекционеров. Смутные чувства вызывает, увы, дом № 4 по улице Гальера. Во время войны в этом доме размещалась нацистская администрация по делам русских эмигрантов, которую возглавлял некто Жеребков. Это был страшный дом. Все русские эмигранты должны были отмечаться здесь, а тем, у кого в жилах текла еврейская кровь, ставили в паспорте особый штамп, и это означало для них верную гибель (о чем они еще не подозревали тогда). Во время освобождения, после прихода американской армии и дивизии генерала Леклерка, в доме этом водворился Союз советских патриотов (позднее переименованный в Союз советских граждан). Среди патриотически настроенных русских эмигрантов царила в первые послевоенные годы просоветская эйфория. Эмигрантам показалось, что в большевистской России-победительнице произошли какие-то положительные перемены. В этом их убеждала советская пропаганда. В доме на Гальера выпускали сразу несколько просоветских газет. Потом был обнародован указ о присвоении советского гражданства эмигрантам. Их звали возвращаться назад, и сам Молотов, посетивший Париж, обещал репатриантам заступничество. Чуть не половина русских парижан (около одиннадцати тысяч) взяли тогда советские паспорта. Из них около двух тысяч уехали в Россию, и о том, что они там изведали, догадаться нетрудно. Остальным не давали советскую визу: вероятно, в Париже они были полезнее для организаторов этой акции. Позднее стало ясно, что в России ничего не изменилось после войны к лучшему (преследование Анны Ахматовой и Михаила Зощенко было одним из первых послевоенных знаков несвободы и страха). Ну а патриотов с паспортами (как и здешних коммунистов) постаралась прибрать к рукам советская разведка.
Мне довелось быть знакомым с бывшим лидером Союза патриотов, моим парижским соседом Игорем Александровичем Кривошеиным. Он был сыном столыпинского министра (а позднее врангелевского премьер-министра), в войну сражался в Сопротивлении, прошел нацистские лагеря (и Компьень, и Бухенвальд), стал отчаянным советским патриотом, взял советский паспорт и в конце концов был выслан французами на долгожданную родину, Ну а там его (как позднее и его сына) ждали лагеря ГУЛАГа… Как страшно был обманут этот человек!..
Но прочь от дома с привидениями на улице Гальера! Попробуем забыть и об этом. Мы ведь так блаженно-забывчивы…
