Тут мысли ее невольно вернулись назад.
Кто же все-таки мог прийти сюда ночью?.. Нет, нет, наверное, ей просто показалось... Конечно же, это была летучая мышь...
Айгюзель вошла в дом и заперла дверь... Спать не хотелось. «Схожу-ка я лучше за водой,— подумала девушка,— будет чем умыться отцу и Даниру, когда встанут».
Она подняла на плечо глиняный кувшин и тихо пошла вдоль улицы. Вскоре до слуха ее донеслись приглушенные голоса.
«Чей же это дом?» — подумала Айгюзель. То было жилье Шомходжи.
Кто-то в сердцах шептал:
— Возьми кузов... кых-кых! Как придешь, сними крышку и открытой стороной вставь его в отдушину... кых-кых!...
— Я боюсь! — отвечал другой голос... Айгюзель узнала голос Шомходжи.
— Замолчи сейчас же, не то придушу! — пригрозил гнусавый голос, и все смолкло,
«Опять Шомходжа ссорится со своим старым отцом»,— подумала Айгюзель и прошла мимо к роднику...
До чего ж красив родник в полнолуние!.. Айгюзель никогда не видела его таким. Прыгая с камня на камень, струйки воды дробились на мелкие брызги, и те рассыпались серебристыми искорками... В ночной тиши родник звенел особенно нежно..,
Девушка долго любовалась ручьем, прислушиваясь к журчанию воды... Тоска больше не жмет сердце, дышится легко, хочется петь, но страшно потревожить чуткий сон города. Кто знает, может быть, это его последний мирный сон... Девушке снова стало грустно. Наполнив кувшин водой, она пошла назад.
Возле самого дома Айгюзель остановилась. Послышались чьи-то осторожные шаги. «Что за беспокойная ночь!» — подумала девушка и вдруг заметила, что из отдушины что-то торчит. Она опустила кувшин на землю и подошла ближе. Кузов! Айгюзель выхватила его: пустой! Что это значит! Она распахнула дверь. Луч уже поднялся по стене вверх, и на полу ничего не было видно. Айгюзель остановилась посреди пещеры. Под ногами что-то зашуршало. Девушка зажгла лучину и вскрикнула: на земле лежали две большие змеи, черная и желтая. При вспышке огня они зашевелились. Одна заскользила к кошме, на которой спал Данир, другая — к изголовью отца...
Испуганные громким криком, Данир и Жантимир вскочили на ноги. Айгюзель лежала на полу, придавив желтую змею коленями и ухватив руками черную.
Мгновение, и змеи бессильно повисли и крепких руках Данира.
— Кузов Шомходжи...— с трудом проговорила Айгюзель, теряя сознание. Лицо ее было бледно, в уголках рта показалась пена: черная змея успела ужалить ее в руку.
В ту же минуту пронзительный вой и скрежет прорезали тишину ночи. Полчища хана напали на сонный город.
11.Битва
Полдень миновал, тени стали вдвое длиннее, а бой, который завязался еще ночью, был в самом разгаре. Войско баскака захватило склоны гор и сверху засыпало город бесчисленными стрелами. Передние ряды его подошли к городу и яростно дрались за городские ворота.
На помощь баскаку из лесов и оврагов шли все новые и новые отряды, но защитники города стояли насмерть. В воздухе неумолчно свистели стрелы, звенели мечи, гудели копья. Воинственные кличи смешивались со стонами раненых.
Данир приказал подкатить к воротам тяжелое орудие для метания и забросать камнями ханских стрелков.
Растерялись неприятельские стрелки, заметались в испуге.
Видя это, вышел Данир вперед и крикнул своим воинам:
— Храбрые братья мои! Помните святую клятву, что дали мы матери нашей Алмазбану, за наш древний город — вперед!
Не выдержало напора войско хана, дрогнуло. Данир и его воины бросились преследовать врага. Они гнали его к вершине горы, чтобы оттуда сбросить в пропасть.
Ханский военачальник Кара-Могез едва верил своим глазам. Разве доносчики не сообщили ему еще ночью, что Данир и Жантимир убиты! Значит, людям его не удалось тайно умертвить их. Кара-Могез тут же отправил двоих гонцов к баскаку за подкреплением...
А в это время старый Жантимир вершил суд над предателем. К Жантимиру привели едва живого от страха Шомходжу. Он тут же повалился кузнецу в ноги и назвал всех заговорщиков.
Жантимир хорошо знал всех, кроме одного. Он спросил незнакомца:
— Кто тебя послал к нам, чужой человек? Ты. должно быть, тот самый смутьян, которого подослал баскак? Ты настроил этих людей против родного племени и примешь кару.
Незнакомец опустил полные ненависти глаза и молчал.
Изменников связали по рукам и выставили на городской стене. Лучники выпустили в них по стреле, а бездыханные тела их столкнули в ров.
Когда солнце спряталось за горами, Кара-Могез приказал трубить отбой. Усталые, сильно поредевшие войска его направились в долину. Воины Дани-ра тоже потеряли немало храбрых товарищей и были измучены не меньше.
Битва стихла. Обе стороны ждали подкреплений.
Данир поручил своему помощнику Беркету наблюдать за полем боя, а сам поспешил домой.
У входа в жилище Жантимира толпился народ. Лица людей были печальны и озабочены.
Данир молча, ни на кого не глядя, прошел в пещеру и опустился на колени возле больной.
— Как ты себя чувствуешь, Айгюзель? — проговорил он.
Девушка молчала, лишь посиневшие губы чуть заметно дрогнули.
Пять старых знахарок, присматривавших за ней, обступили Данира.
— Дела ее плохи... Травы наши не помогают,— пожаловалась одна.
— Проболеет она еще семь недель, и если за это время ей не станет лучше, она умрет,— предсказала другая.
— Ее нужно лечить желчью морской рыбы,— проговорила третья.
— Нужна зеница глаза черного волка,— молвила четвертая.
— Спасет ее только талисман из рога медной змеи, завернутого в лягушечью кожу,— заявила пятая.
— Нет! — воскликнул Данир,— ничего не нужно! Ее может спасти только бабушка Алмазбану, которая знает средства от ста семидесяти недугов... Но чтобы бабушка могла вернуться к нам, нужно разбить врага и возвратить стране смельчаков свободу... Но сколько времени потребуется для этого — семь недель или семь месяцев — я не знаю...
В ту ночь Данир не сомкнул глаз. На белоснежном куске бересты, приготовленной для письма, он начертал:
«У мужества два крыла: одно , крыло — уверенность, другое — бдительность. Я верил в свои силы, но забыл об осторожности. Я летел на одном крыле. Из-за этого враг подступил к городским воротам, а милая Айгюзель лежит при смерти... Пусть это другим послужит уроком»...
Уже шесть лет тянулась война, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Ханский баскак посылал в страну смельчаков полки за полками. Но молва о храбрости Данира переходила из уст в уста, из племени в племя. И всюду люди стали подниматься против жадного и жестокого хана. Даже самые маленькие и слабые племена не желали теперь жить в рабстве. В страну смельчаков каждый день прибывали храбрые джигиты из дружественных племен. Они рвались в бой.
Страх обуял баскака. Не хватало у него отрядов, чтобы усмирить непокорных. Охотники, земледельцы, ремесленники — все, кто страдал от ханского ига, называли Данира своим защитником. О нем пели песни,
