так, без зеркал и телекамер, наблюдал себя со стороны?
По лестнице взлетел миниатюрный юноша, но энергичный, ловкий каждый своим движением. Лихо развернулся вокруг столбика перил, шмыгнул к аудитории 24, приник к косяку, слушая, что там, за коричневой дверью. Напряжение позы не соответствовало живейшей мимике легкого, обращенного к ним личика.
Гельвис ревниво ждал, что скажет Бакулева.
- В вас тоже что-то есть. - Ларра словно бы угадала его желание, тихо щелкнула пальцами. С теперешнего писательского опыта она могла рассмотреть под неустановившейся внешностью будущий зрелый свет. - Интеллект и... Знаете, в нашем классе был свой остряк-самоучка. Так вот он как-то выдал вслух! 'Дремлет чуткий, как мышь...'
В этот момент девица на подоконнике будто бы очнулась, переменила позу, написала строчку на обороте папки, выдернула из папки лист и принялась быстро писать, поднимая время от времени голову и что-то считывая с потолка. Юноша отклеился от косяка. Гельвис привстал, Мигоа, наоборот, как перед прыжком, отклонился назад. Все это стоп-кадром застыло перед Ларрой прежде, чем она поняла: 'Пора!' - и громко спросила:
- Молодой человек, а где тут у вас киоск-автомат?
О черт, систему доставки начали устанавливать значительно позже. Еще бы спросила, провидица, в каких театрах сегодня идут программы с Моричевым! Курить хочется, спасу нет! Ларра сунула руки в карманы - какое счастье! Пальцы нащупали целых два ореха.
Юноша обернулся к пожилой незнакомке:
- Вы про газировку? У туалета внизу. Проводить?
Он осознал двусмысленность фразы. И, выпутываясь, кинул:
- Вон девушка проводит!
Девица невидяще скользнула взглядом и продолжала писать.
- А вы, значит, в Театральный поступаете? - поинтересовался Гельвис, придирчиво рассматривая себя - такого, с какого он, выходит, начинался. Мигоа предостерегающе заморгал, задвигал бровями, запрещая контакт. Но Гельвис сделал вид, что не замечает: - И на какое отделение, если не секрет?
- Не секрет, на актерский! - Юноша заносчиво задрал маленький подбородок.
- А вы, девушка тоже поступаете? - обратилась через весь холл Ларра, смакуя орех.
- Вот еще! - Девушка фыркнула, сползла с подоконника, тряхнула папкой. - Пьесу Перегуде принесла. Обещал после экзамена пролистать.
- Ах-ах, такая молоденькая - и пьесу! - с преувеличенной живостью воскликнул Гельвис. - Подумать только, целую пьесу!
- Ну, не совсем пьесу, клоунарий, - слегка смутилась от похвал девушка. - 'Замочная скважина'.
Гельвис ощутил, как нарастает в нем подавляемое всю жизнь желание сделать что-либо безрассудное. Вот сейчас. С ходу.
Сейчас или никогда. И будь, что будет!
Он по капельке принялся высвобождать свое сверхчувствование. И услышал такое же сокрушительное встречное Ларрино желание - головой с трамплина, а таи хоть от нуля, лишь бы заново. Да, разумеется, они оба еще долго могут жить в почете и славе, единственная их задача - быть. Но быть неизменными, такими, какими их привыкли видеть! Они сами возвели берега, из которых не выплеснуться. Там, в старом будущем, все расписано по часам и строчкам, разбито на жесты и акты, другие варианты не предусмотрены. А если не исчерпал себя? Если нет ощущения, что все позади? Человека должно хватать на множество миров и множество жизней. И каждому миру, каждой жизни он должен успеть отдать себя полностью. До последней капли, до последней боли, до последней мысли.
Отдать - и возродиться заново.
Отдать, чтобы возродиться заново!
С первой Ларриной фразы в 'Хельге' началось необыкновенное, переносящее их по векам и перенесшее в конце концов сюда, на перекресток Времен. Оба знали, что так оно и будет. Ждали только подходящей минуты.
Дождались.
А неизвестность, бесславье - разве кто-нибудь задумывается об этом в начале пути? Маэстро, занавес!
У Ларры защемило сердце. Тиль? Нана? Но поэтесса поспешила отвести мысль о близких. А также о студийцах, Имре, Лине и... И еще, вероятно, о десятке приятелей. Сейчас она не была убеждена, что необходима им всем, как хотелось бы...
Оборвалась паутинка.
Лови, паучок, ветер
Солнце зашло.
'А Мирабелла Конти?' - почти с той же отстраняющей заранее жалостью подумал Гельвис. И точно так же успокоил себя: - Не обольщайся, актер. Маленькие Мэтью - всегда Короли-только-на-одну-ночь'.
Не обращая внимания на доктора Фудырджи, вцепившегося ему в локоть, Гельвис-старший обрушил на Гельвиса-младшего все свое пугающее сходство и связанность с Ларрой Бакулевой, благо не обязательно запрашивать согласие на внушение самому себе. Уловив команду Мигоа на разрыв хроностыка, он изо всех сил стиснул мягкую Ларрину ладонь. И сквозь быстро тускнеющие, сжимающиеся вокруг стены холла, увидел, как восемнадцатилетнее его 'Я', хозяин существующего, но уже чуточку измененного настоящего, решительными шагами направляется к девчонке у подоконника.
- Что, правда, клоунарий? - спросил Моричев, подходя к подоконнику. Лестно было увидеть живого автора. У них в классе только один Ким Васильев сочинял стихи, так и то для стенгазеты, не всерьез. А эта пышная девчонка в огромных 'совиных' очках написала для театра, сам декан заинтересовался. Смешно получилось? Дай поглазеть.
- Глазеют картошки из окрошки, у них глазков больше.
- Зато извилин меньше. Не жмись, не для себя же писала!
- Думаешь, для тебя?
- А это надо посмотреть. Может, твою чепуху только слону па подстилку, и то в ветреную погоду.
- Это почему же?
-- А чтоб мигрени не было. Если стоящая штука, чего трепыхаешься?
- Да на, не жалко. Тоже нашелся, Пат и Патиссон!
Моричев засмеялся только один раз. На первой странице. Но стремительное его лицо бушевало светом и тенью, играло непроизнесенными монологами. Всполошенная было его реакцией, она постепенно успокоилась и начала расшифровывать по мимике те придуманные ею слова, по которым летели внимательные, вечно удивленные глаза будущего актера.
- Здорово! - Моричев захлопнул папку и звонко припечатал ее ладонью. Я буду читать это на экзамене.
- Когда?
- Сейчас. - Он взглянул на часы. - Через час. В третьем туре рекомендуют произвольную программу.
- Я знаю, эта вещь зазвучит, надо, чтоб кто-нибудь прочел ее со сцены. - Девчонка сняла очки, и глаза ее стали незащищенными, как лепестки подснежника на первой проталине. Сведя белые бровки, она деловито спросила: - Выучить успеешь?
- Такое - да не выучить? Ха. Плохо ты знаешь Георгия Моричева!
- Мамочки родные! Так ты Моричев! Как же я сразу не догадалась? И отчество у тебя такое дурацкое, Федрович, да?
- С чего ты взяла? Просто Федорович. Георгий Федорович.
- Странно. - Девушка потерла лоб. - Я как раз сейчас вспомнила: ты мне всю ночь снился. Будто мы живем в каком-то стильном городе с бегучими дорожками и дирижаблями, ты известный актер, я - знаменитая поэтесса. И будто мы только что познакомились в телетеатре 'Хельга'... А говорят, не верь снам!
- Постой, а дочь Нана тебе не снилась? Ты - Ларра Бакулева! - Он повернул ее за плечи к свету. -
