уходили ввысь, и только где?то там, над ними, светлело небо… А тут, внизу, сплетались корни, чернели вывороты, стоял сумрак…
Только на плесах прорывалось солнце. Оно высвечивало дикую мощь и красоту тайги с ее обросшими лишайником стволами, с зеленым бархатом валежин, с провалами настороженной мглы.
Небольшой катерок «Волна» третьи сутки пробирался вверх по таежному притоку Оби.
На палубу поднялся моторист.
— Тайга?то какая! Во лесок?то! Как путешествие, Росин? — сказал он, вытирая концами руки, единственному пассажиру— молодому человеку лет двадцати шести— двадцати семи.
— Это не путешествие. Путешествие — когда сам идешь, а не везут тебя. Кстати, скоро меня привезете?
— Завтра к вечеру дай Бог добраться. Уж пятьдесят километров, как река считается несудоходной. А нам еще плыть да плыть. Ну ничего, теперь доберешься. Главное, на катер попал. А то ведь он в Тарьёган за всю навигацию только два раза ходит. Сейчас вот — в мае — да раз осенью.
Резкий толчок! Моторист чуть не свалился за борт и тут же юркнул вниз, в машинное отделение.
— Мель! Давай назад! — закричали у штурвала.
— Назад не идет.
— Ладно, стой. Подмывать будем.
Началась какая?то хитрая операция: подмыв мели струей от винта. Корма чуть влево, чуть вправо, чуть влево, чуть вправо, и так с полчаса. Но вот катер дрогнул и отошел назад.
— Хорош! Давай на нос!
Теперь катерок едва подавался вперед, а с носа длинной палкой щупали дно.
«Долгая песня», — решил Росин и отправился в каюту «мучить» английский — самую опасную мель на пути в аспирантуру.
И еще садились на мели, попали под винт коряги, но на следующий день «Волна» все же добралась до места.
Росин с набитым до отказа рюкзаком и ружьем в чехле вышел на берег.
«Вот он какой, Тарьёган!»
Деревушку со всех сторон обступила тайга, прижала к реке, будто собиралась столкнуть под берег.
Прочно стояли дома. У каждого — лабаз на четырех столбах; собаки — по две, по три; в угоду старому хантыйскому обычаю — медвежьи черепа на кольях.
К катеру, как на пожар, высыпала вся деревня. Русских несколько человек, все население — ханты. Одежда вроде длинных рубах, подпоясанных сыромятными ремешками. У женщин и ребят расшита бисером. У всех на поясах ножи в деревянных ножнах. Даже у девочки лет трех миниатюрный ножик. По стертым ручкам видно: ножи тут — повседневное орудие труда.
Росина окружили и в упор рассматривали хантыйские ребятишки.
— Где мне найти председателя? — спросил он.
Самый старший, не отвечая, повернулся и что?то закричал по–хантыйски. Из толпы у катера вышел молодой хант и направился к Рос и ну.
— Я председатель.
Он, пожалуй, дольше учился в школе, чем занимался промыслом, но уже председатель промыслового колхоза.
— Вадим Росин, охотовед. Прибыл к вам обследовать места под выпуск баргузинских соболей.
Вечером в правлении проходило собрание.
Сизоватый табачный дым плыл из открытой двери, а в самом доме все сине. Занавески на окнах давно уже пожелтели от никотина.
На скамейках степенно расселись ханты–старики. Кто помоложе, стояли вдоль стен, теснились в проходах. Тут собрались все охотники деревни. Среди хантов было несколько русских.
Говорил председатель. Росин не понимал по–хантыйски ни слова.
Председатель кончил.
— Русским я сам объясню, — поднялся было Росин.
Все засмеялись.
— Не надо, — председатель тоже смеялся, — они по- нашему лучше нас говорят. Так куда посоветуем пойти охотоведу? — обратился он к старикам.
— Думать надо, — ответил один из хантов.
Трубки задымили гуще. Все молчали… Потом начали переговариваться, видимо советуясь друг с другом. Заспорили, зашумели, и вместе с ними председатель.
Но вот утихли. Только два старых ханта продолжали говорить.
Наконец все одобрительно закивали.
— Они предлагают, — перевел председатель, — осмотреть два места: Дикий урман и Черный материк.
— О чем же они спорили?
— Что лучше: урман или материк.
— Однако Дикий урман лучше подойдет, — подал голос до этого молчавший промысловик.
— Не лучше! — по–русски возразил старик и тут же по- хантыйски начал что?то возбужденно доказывать.
И снова общий спор…
— Ну вот, решили: Черный материк, — объявил наконец председатель.
— Что же, вы лучше знаете свои места. Пойду в Черный материк. А теперь помогите найти проводника, — попросил Росин.
— Яким те места хорошо знал… — вздохнул председатель. — Утонул.
— Пошто покойников поминать? Вон Федор отведет! — крикнули из угла. — Что, хуже Якима тайгу знает?
— Федор подойдет, — согласился председатель. — Как, Федор, отведешь в Черный материк?
— Однако можно, — отозвался один из русских, среднего роста мужчина лет пятидесяти.
— Вот и ладно… Пускай охотовед у тебя пока и остановится.
После собрания Федор повел Росина к себе.
— А как вас по отчеству? — спросил Росин.
— Почто по отчеству? Зови, однако, по–простому: Федор.
Шли через всю деревню.
Нигде ни одного замка: не понимают, зачем запирать двери.
— Вот и наша изба.
Изба была не ниже обычных деревенских изб, а срублена всего лишь из семи венцов.
Навстречу Федору выбежал громадный темно–бурый пес.
— Первый раз вижу такую лайку, — удивился Росин. — И окрас необычный.
— Ладный пес. И по белке идет, и зверя остановит. А окрас, верно, один такой и есть в округе. Не лезь, Юган. Пошел на место! — Федор столкнул с груди собачьи лапы.
Вадим Росин вошел в дом. Бревенчатые стены, добротный самодельный стол, скамейки, кровать с цветным лоскутным одеялом. Почти в полдома печь. На ней связка лука. В углу ушат с водой, ухваты. У двери вместо веника глухариное крыло.
— Здравствуйте!
Из?за дощатой переборки вышла средних лет женщина.
— Проходите, что же вы у порога?то стали, — пригласила она, повязывая платок, — не часто гости такие бывают.
Росин вытер о медвежью шкуру ноги, поставил рюкзак и прошел в передний угол.
— Приготовь, Наталья, самовар, — попросил Федор.
— Да уж готов.
Она пошла к самовару.
— Оставь, — легонько отстранил он жену. — Уйду в урман, еще натаскаешься. — И, как будто извиняясь перед Росиным, добавил:
