выскакивало из груди, я еще никогда не раздевал девушек до такого состояния, и я стал раздвигать ее ноги, но спеленатая в коленях, она не могла этого сделать, и я снова занялся тем же, я снял ее штанишки и трусики полностью, и они остались лежать в ногах дивана. Я видел ее ослепительно белый живот, темно- рыжий треугольник волос, резинки пояса от чулок двумя тонкими ленточками сбегали к ее лону, верхняя часть чулок слегка сбилась вниз, я накрыл рукой ее лобок, я стал двигать пальцем и ощутил, как влажна ее щелочка, я развел ее ноги, я навалился на девочку, я хотел снять свои брюки, но неожиданно для себя я дернулся, так, как если бы я уже был в ней, я почувствовал, что стащить брюки уже не успею, проклиная себя, я продолжал делать толчкообразные движения и с диким облегчение разрядился, выкрикивая ей в шею слова любви и отчаяния.
Затем наступил покой.
— Прости, пожалуйста, — прошептал я чуть позже.
— Все хорошо, — шепнула она.
— Я боюсь, что ты забеременеешь, — соврал я. И мысли об этом не было.
— Спасибо, милый, — и я понял, что она чувствует мою ложь.
Она была во сто раз мудрее и опытнее меня, хотя была в сто раз более целомудренна и девственна, чем я.
И я встал, чувствуя, что как влажны мои брюки, что струйка медленно бежит вниз по ногам. Я сел, на диван, стал гладить ее тело, но Танечка тихо сказала, что пора, чтоб я отвернулся, пока она оденется, но я же видел тебя, это совсем не то, отвечала она, и я чувствовал, что, да, это не то.
Я отвернулся, я не смотрел, но я слышал, шуршание ее одежды, слышал, как щелкали застежки чулок, уже можно, сказала она. Я посмотрел на нее, лицо ее было пунцовым, я поцеловал ее, и вдруг, ощутил, что мой инструмент снова зашевелился, встал во весь рост, и я стал заваливать ее на подушку, я снова стал гладить ее ноги, но она что-то вскрикнула и оттолкнула меня.
И я понял, что на сегодня мой поезд ушел.
Вскоре Танечка возревновала меня, когда на каких-то танцульках я увлек в спортзал Алену из девятого класса, там мы долго целовались взасос, я усадил ее на подоконник, раздвинул ее колени, завел ее ноги себе за спину и, крепко прижав, стал жадно гладить ее грудь, сначала через блузку, затем она сама ее расстегнула, я пытался расстегнуть ее лифчик, и тут услышал, что дверь открылась.
Конечно, это была Танечка. Игорь, где ты, спросила она, и резко захлопнула дверь. Алена стала дико хохотать, а я был готов убить ее в этот момент. Все это было, как шутит Наташка, давно и неправда.
Когда я встречаюсь с Танечкой, мне хочется прижать ее, я знаю, как она будет вздрагивает от моих прикосновений, как позволит, мне сначала одно, потом другое, я с жадностью смотрю на ее высоко открытые ноги, я жалею, что мы не встречаемся, мне так горько, я хочу чтоб у меня была девушка, Таня, Наташа, Аня, Лена, Зина, Марина, любая, только чтобы была, чтобы была.
Через три дня я еду в пионерлагерь. Вожатым.
Тетрадь Лены
Я Лена. Мне в июле исполнится пятнадцать лет. У меня есть брат Володя. Ему девятнадцать. Он служит в армии. Моя мама красивая. Она работает проводницей.
Отец работает на заводе. Я перешла в девятый класс. На лето я поеду в деревню.
Там у нас куча родни. Две тетки, двоюродные сестры, Ира, ей тоже пятнадцать, Полина, ей девятнадцать. Еще есть троюродный брат Роман, ему шестнадцать.
Учусь я средненько. Парня у меня нет.
Это Наташка придумала, чтоб летом мы вели дневники. Даже не знаю, что и писать сюда. Договорились, писать правду. Какую правду? Наверное, про любовные приключения, а если их нет? Не писать же про то, как тяжело иногда проходят месячные. Я всегда терпеть не могла сочинений, особенно на тему «Как я провела лето». Хорошо провела, какое вам дело.
Возьму эту тетрадь с собой. Доведется написать, напишу, нет — извиняйте.
Пусть Наташка с Игорем пишут, у них получается. А про любовь пусть Мишка расскажет, он у нас герой любовник, кто Лидку женщиной сделал, она сама мне рассказывала. Как она решилась на такое, представить страшно, ведь они совсем не предохраняются, она говорит, что чувствует, когда он спускает, и что ей это особенно нравится.
— Что значит — спускает? — спросила я.
— Ну, выплескивает в меня… — она замолчала, видимо, не зная, как мне еще объяснять.
Тут я вспомнила, что читала в одной специальной книжонке и ужаснулась.
— А вдруг забеременеешь?
— Ха, тогда он женится на мне!
— Но тебе же только пятнадцать.
— И моей матери было шестнадцать, когда я родилась, соображаешь, сколько ей было, когда они с папочкой меня запроектировали?
Она громко рассмеялась.
Но мне кажется, что Мишка ее совсем не любит, она нужна ему только для утехи.
Она мне все рассказывает про их отношения, я часто думаю о них, и потому пришла к такому выводу, что он ее не любит.
После выпускного Игорь провожал меня, мы даже немножко поцеловались в подъезде нашего дома, он нравится мне, но я чувствую, что не нравлюсь ему, и когда он стал гладить мне ноги, стал расстегивать пуговицы на груди, на платье, я оттолкнула его, но не грубо, я сказала ему, что ведь он меня не любит, а не хочу быть просто игрушкой.
И он все понял, и мы долго стояли молча. Потом мы разговаривали.
И нам было хорошо.
Уже послезавтра я еду к теткам. Тетрадь беру с собой, но насчет записей ничего не обещаю.
Тетрадь Миши
На хрена я согласился писать эти записки. Но подумав, я уселся за стол, и вот пишу. Я так полагаю, что ведение этих записей сблизит нас с Наташкой. Может мне удастся ввести ее во взрослую жизнь (Ха!), как произошло с Лидкой. Та сначала, тоже закрывала рукой передок, а теперь сама за мной бегает.
Но я ее, похоже, совсем не люблю, надо эту любовь кончать, поиграли, пусть и другие потешатся. Тем более, что она того и гляди залетит, и ее предки начнут меня женить на ней, или еще какой скандал, не, хватит.
Писать, как я понимаю надо про любовь, что еще может интересовать нас, меня, и затеявшую все это Наташку. С другой стороны, если я опишу все откровенно, а.
Наташка прочтет, удастся ли мне тогда завалить ее?
А может эти записи, наоборот, возбудят ее, и она сама, без большого принуждения даст мне? Даже и не знаю, как быть.
Эх, была не была.
Впервые я имел отношения с девушкой летом прошлого года. В классе я старше всех, я два года сидел во втором. К нам на лето приехали материны знакомые с.
Урала, муж и жена, с ними было двое детей, Витек трех лет и Женя, ей было шестнадцать, она была на год старше меня.
— Привет, — выдавил я из себя, не в силах отвести глаз от застежки на груди ее платья, обычная застежка, но она уходила ниже талии, и это, а также то, что платьице было коротковато даже со всеми скидками на лето, это привело меня в волнение. Она почувствовала мой взгляд, но не смутилась, как делали наши девчонки, когда на них чересчур откровенно смотрели.
