И еще интересно. Что случится прежде — они используют мой подарок или она прочтет мои записи? Представляю ее физиономию, если будет сначала презерватив, потом тетрадь. Ну, а если наоборот, тогда все сведем к шутке и, значит, провидение на их стороне.
Не покупайте презервативы у случайных лиц! Аксиома.
В школе затеяли ставить к Новому году пьесу. Во время генеральной репетиции я, оттарабанив свою роль, зашел за кулисы. Всюду сновала возбужденная детвора, я вышел в дальний угол сцены. У портьеры стояла немка и смотрела в щелочку.
Рядом никого не было. Я неслышно подошел сзади. Близко-близко.
— Гутен так, — прошептал я.
— Здравствуй, Осипов, — ответила она, искоса взглянув на меня.
Я придвинулся еще ближе, сделав вид, что хочу тоже посмотреть на сцену. И я прижался к ней. Она не отодвинулась. Я чувствовал запах ее духов, я был выше ростом и носом почти касался ее волос. Я понимал, один неверный жест и вся идиллия разрушится. Правая рука Ларисы лежала на деревянном перильце.
— Какой у Вас красивый браслет, — прошептал я и совершил немыслимое.
Я протянул руку и тронул ее браслет, и словно электричество пробежало между нами. Я слегка погладил ее руку, от браслета вверх, к локтю. Она повернула ко мне голову и сказала:
— Брат прислал, он в Германии служит, — и улыбнулась.
— Вы сегодня такая красивая, — ладонью я все еще придерживал ее локоть.
— Спасибо за комплимент, Осипов.
— Это не комплимент.
— А что?
— Вот что, — и я коснулся губами ее щеки.
С большой натяжкой это можно было назвать поцелуем.
— Это что, с Новым годом, что ли? — она удивленно подняла брови.
— Да, с Новым годом, с Новым годом, — я ухватился за эту спасительную ложь.
— Тогда прощаю, — она погрозила мне пальчиком.
Мои пальцы по-прежнему лежали на ее руке. Я смотрел на холмики ее груди и мне мучительно хотелось положить на них свою ладонь. Осторожно так. Но я понимал, что это будет равносильно варварскому разрушению песочного замка. Сладкая боль знакомо ломила кончики пальцев. Любовь была где-то рядом. Только на этот раз она обещала быть особенно запретной, а потому невероятно греховной и сладостной.
— Душно здесь, — сказала Лариса.
— А не хотите ли на природу? — как я осмелился такое сказать?
— Конечно, хочу.
— Я завтра еду в дюны. Приглашаю Вас. Отметим начало зимних каникул.
— А с кем едешь и на чем?
— Отец купил «Москвич», так вот, на нем, — я будто не заметил это ее «с кем».
— Ты умеешь водить машину?
— Учусь.
— Тогда я буду бояться.
— Мы поедем по берегу моря. Это совсем неопасно.
— А кого ты еще берешь?
Тут я начинаю быстро соображать. Если сказать, что я буду один, то она откажется, это точно. Скажу, что нас будет двое-трое, получится, что-то вроде культпохода учительницы и ее учеников. Тогда она придет.
— Игорь будет, Толик, — я вру напропалую. Главное, чтоб она согласилась.
— И все?
— Можно взять больше, но остальным придется ехать сзади, в тачке.
— В какой еще тачке? — смеется она.
— Прицеп такой, — отвечаю я и тоже улыбаюсь.
— Хорошо, обойдемся без тачки, а где вы собираетесь и во сколько?
— В три часа, у поворота на пляж.
— Я постараюсь не опоздать.
Она снова стала смотреть на сцену. Сердце мое колотилось. Неужели все так гладко получается? Может, и правда, позвать Игоря? Возьмем с собой бутылочку сухого. Закусь. Но я же за рулем? Но в дюнах можно. Первый раз прогуляемся втроем, получится, что я не соврал, это мне плюс. А потом, я уверен в этом, мы будем ездить в дюны с нею вдвоем. Мы будем одни. Как здорово!
Я был счастлив, как никогда.
Тетрадь Димы
Вначале мне показалось, что я ослышался.
— Я беременна, — тихо повторила Света.
Теперь я подумал, что она шутит.
— Мы были у врача, я беременна, — она опустила голову.
А вот тут я почувствовал, что земля, медленно, но верно, уходит из-под ног.
Что значит — «беременна»? Кто это — «мы»? Беременна от кого? От меня что ли?
Это что же, я — потенциальный папаша? Или претендент на место в колонии для малолетних преступников? Но как она может быть беременна от меня? Я же даже не… Я только сверху. Чуть-чуть. Один раз. Двадцать секунд. Не больше. Не могло в нее ничего попасть. Я же дал ей полотенце. Причем здесь полотенце? Или она беременна от кого-то другого? Изменница! Нет, не может быть, она не могла ни с кем другим. Значит — я? Я — отец ребенка? Не может быть. Мысли метались быстро, а вот дар речи возвращался медленно.
— Не может быть, — первые слова, которые я произнес в своем новом качестве.
— Мы были у врача, — горько вздохнула она.
— Кто это «мы»? — еще одна фраза, которую я сумел родить.
— Мы с мамой.
Земля вторично стала уходить из-под меня.
— И что сказал врач? — слова рождались все еще с трудом.
— Он сказал, «девочка беременна, но она девственница».
— Врач был мужчина?
— Да. Еще он, едва улыбнувшись, добавил, что это «синдром Девы Марии».
— Синдром чего?
— Девы Марии.
— Что это означает?
— Я не знаю, — она тихо заплакала.
— Надо выяснить, что это за синдром. Может, это и не беременность вовсе.
Я хватался за соломинку.
— Дима, ты, может, не понял? Я беременна и синдром тут не причем.
— Света, как это могло случиться?
— Не знаю. Врач еще говорил с мамой наедине. Завтра она придет к вам.
— Кто куда придет?
— Моя мама придет к твоей. Ведь это наша общая проблема.
Теперь я держался на ногах только потому, что ухватился руками за столик, на котором сидела Света. Ее мама придет к нам? Кошмар! И что это будет? Они сразу начнут кидаться тарелками или дружно будут душить меня, похотливого совратителя? Что делать? Кто виноват? Классики, отвечайте, вы все знаете.
