одним из его друзей.
— Фамилии сказать не могу. Дал слово.
Трудно было поверить в правдоподобность показаний Исанова. Естественно, возникла необходимость в том, чтобы установить круг лиц, с которыми он был в близких отношениях. Иными словами, речь шла о выявлении источников, способов, методов хищений. Ну и, само собой разумеется, соучастников.
Назначается дополнительная ревизия по подотчетам Исанова за все время его работы заведующим складом Чуйской и Мойникумской райзаготконторами. Работают ревизоры из области, из Центросоюза, а результаты те же: недостач шерсти не обнаружено.
Следствию это лишний раз подтверждало, что здесь, очевидно, действовала организованная группа очень опытных расхитителей. Само по себе это закономерное предположение требовало ясного ответа на столь же закономерный вопрос: кто они?
Прошло два месяца после ареста Исанова. Следственными путями устанавливается, что на Джамбулской заготсбытбазе работал некий Ахмет Суралеев, двоюродный брат Исанова, ранее дважды судимый за хищение социалистической собственности.
Тщательно изучается личное дело Суралеева.
На допросе инспектор по кадрам этой заготсбытбазы Ксанова. Следствие интересует вопрос: как могли принять такого человека на заготсбытбазу? Как его допустили к ценностям?
— Я не хотела даже оформлять документы о приеме Суралеева на работу, связанную с материальной ответственностью, — утверждает инспектор, — но мне приказали...
— Кто?
— Это произошло так. Я оказалась тогда случайно в кабинете директора Исанова. Вдруг раздался телефонный звонок из облпотребсоюза. Звонил Кизбеков, заместитель председателя. Разговор, как я поняла, шел об Ахмете Суралееве. Исанов меня попросил выйти, но вскоре позвал и предложил подготовить распоряжение о приеме Суралеева на работу. Я пыталась возражать, но он на меня прикрикнул: «Пока я здесь директор!»
Обыск на квартире Суралеева длился долго. Большой особняк на самом краю переулка Сулейманова, множество надворных построек и подвалов. Все это подвергалось тщательному осмотру. Ничего, ничего... Только к концу дня на книжной полке в аккуратном свертке обнаружено семь с половиной тысяч рублей.
— Умеет жить, — в один голос говорили соседи, — ни один отпуск дома не проводит. Всегда то в Ригу, то в Ленинград, то еще куда на море. Да не один, а всем семейством...
— Конечно, не спросишь, откуда деньги берет, а сам всегда говорит: премиальные, за все сейчас премию дают. Дают, да ведь не всем и не за все. Темнит человек...
Разумеется, не все то, что говорят о человеке его соседи, истинная, стопроцентная правда. Бывает в жизни, что и лишнего наговорят досужие кумушки, и напраслину возведут — по злобе или по зависти, по какой-то старой неприязни или просто так, чужую сплетню повторяют.
И тем не менее следователь никогда не пренебрегает таким источником информации, как наблюдения людей, живущих бок о бок с тем, кто его в данный момент интересует. А потом при сопоставлении всех полученных сведений с теми, какими следствие уже располагает, вся наносная шелуха, обывательские пересуды, если они и были, отпадут сами собой.
Поэтому Аркадий Константинович Бакин, один из членов следственной бригады, опросил десятки мужчин и женщин, живших в Джамбуле по соседству с Исановым и Суралеевым. Надо сказать, что эта работа принесла свои результаты.
— Однажды я был в Алма-Ате, — рассказал следователю один из опрошенных жителей, Мальков, — видел Исанова в ресторане с какой-то женщиной. А потом их же — в его машине. Слышал, люди говорят, там у него еще одна жена.
Следователь Алексей Алексеевич Озеров командируется в Алма-Ату с заданием установить, что это за женщина, в обществе которой Исанов разгуливал по столице. В каких отношениях они состоят. Где и на какие средства живет его спутница.
С таким заданием Алексей Алексеевич и отбыл. Задача не из легких, если учесть, что Мальков, встретивший Исанова в Алма-Ате, плохо запомнил женщину, видел ее мельком и не около какого-то дома, а у ресторана и на улице, в машине. Возможно, что-нибудь могут подсказать в ГАИ, поскольку номер машины Исанова известен. Может быть, эту пару запомнили работники ресторана, хотя это маловероятно.
— Исанов нес из ресторана апельсины, много апельсинов, полную сетку. И на пороге ресторана они у него рассыпались. Швейцар помогал собирать, — рассказал свидетель...
Следствие между тем продолжалось.
Документальная ревизия на складе, которым заведовал Суралеев, оказалась также безрезультатной: документы были в порядке.
Предстояла самая трудоемкая работа — изучение движения многих тонн шерсти. За эту работу взялись все следователи. Поскольку нет недостачи на складах, стало быть, возникает необходимость проверить квитанции о закупке шерсти. Основными ее поставщиками были заготовители. Прежде всего выяснили, каков порядок, существовавший здесь: заготовители получали в подотчет крупные суммы денег, предназначаемые для закупок шерсти у населения, и выдавали сдатчикам соответствующие квитанции. Но ведь таких квитанций оказалось более десяти тысяч. Как проверить правильность большого количества документов, тем более что правила оформления закупочных операций часто менялись? Выход один: придется допросить десятки, сотни лиц, на имя которых были составлены квитанции.
У них выяснялось, продавали ли они шерсть заготовителям, когда, какую, в каком количестве. Была ли сразу заготовителем сделана запись о закупке шерсти, кто расписывался в квитанции о покупке сырья, кто расписывался в получении денег, по какой цене производился расчет.
— Вам предъявляется квитанция о закупке шерсти, гражданин Абдулин. Что вы можете сказать по поводу учиненной в ней записи? — спрашивает следователь.
— Я сдавал только пять килограммов, а не пятнадцать, как указано в квитанции. Подпись моя.
— Была ли указана в квитанции сумма, выплаченная вам?
— Нет, приемщик сказал: «Ладно, это я потом запишу, сейчас некогда».
Но и после этого заготовители Сарбаев, Лемисов и другие давали самые разнообразные объяснения многочисленным нарушениям правил оформления закупочных операций, отрицая какую бы то ни было связь этих нарушений с хищениями.
Они, например, указывали на то, что сдатчики, как правило, люди им незнакомые, могли по каким-то соображениям назваться чужими фамилиями, что по просьбе самих же сдатчиков они могли записать на одного из них всю шерсть, принятую от нескольких лиц. Кроме того, из-за спешки, из-за отсутствия бланков квитанции и тому подобных причин не оформляли закупку сразу, а делали это потом и в квитанциях указывали фамилии и инициалы сдатчиков по памяти.
Конечно, если это было так, то налицо явное нарушение установленного в нашей заготовительной системе порядка ведения документации. И эти люди, умышленно наговаривая на себя, пытались ввести следствие в заблуждение: за нарушение оформления документов полагается административное взыскание: лишение премиальных, выговор. Не более того.
У них в руках был, как им казалось, совершенно непобиваемый козырь: недостач шерсти нет.
Однако сбить с толку следователей им не удалось. Детальное изучение порядка оформления закупочных операций позволило собрать доказательства, которые показывали все это в ином свете.
Например, свидетель Кулиев показал: он хорошо помнит, что вслед за ним заготовителю Усачеву продавал шерсть его односельчанин Субаев, который вместе с ним приехал на заготпункт. Они оба назвали свои фамилии. Усачев записал их. Вместе они и уехали. А вот квитанции на Субаева не оказалось вообще. Зато вслед за номером квитанции на Кулиева была выписана квитанция на некоего Маркаева. Сельсовет дал справку о том, что Маркаев по адресу, указанному в квитанции, не проживает. Заключение почерковедческой экспертизы гласит: подпись от имени Маркаева была сделана самим заготовителем Усачевым. Таким образом, показания Кулиева, подтвержденные затем показаниями Субаева, свидетельствовали о преднамеренном подлоге, учиненном Усачевым на вымышленное лицо.
Выяснилось, что иногда заготовители фабриковали квитанции на имя своих родственников, хороших знакомых, которых затем подговаривали не отрицать на допросе, что они действительно продавали шерсть.
