переводить со многих языков. Во всех речь шла не о любви к коллекционированию, не о том, чтобы через марки лучше узнать ту или иную страну, ее народ, историю. Речь шла исключительно о бизнесе, и только о бизнесе. Дельцы, спекулянты — вот кто укрывался под вывеской любителей-коллекционеров.
Под видом простых писем контрабандным путем Арапов пересылал серебряные монеты, оценивая их по долларовому курсу. При этом он инструктировал своих заграничных компаньонов: присылайте иностранные монеты таким же путем, то есть не декларируя эту валютную операцию, а, напротив, скрывая ее от государственных органов.
Только за то время, пока Арапов находился под стражей, в его адрес поступило свыше пятисот писем с монетами, что подтверждало его темные сделки с иностранцами. Работать Арапову было некогда. Бесконечные деловые вояжи по городам Советского Союза отнимали уйму времени. Получаемую из-за границы валюту Арапов развозил по разным городам лично. Товар долго не залеживался; тут же продавался или обменивался на более выгодный. Арапов за этими делами почти переставал бывать дома. Соседи нередко спрашивали жену:
— Что же это у него за работа такая?
— А он после смены сразу на дачу едет.
Летом удавалось вот таким образом обмануть соседей. Зимой жена выдумывала другие небылицы. Но чтобы соседи не заподозрили что-то неладное, Арапову приходилось прибегать к услугам почтовой пересылки, хотя он прекрасно понимал, сколь рискованно это дело.
При обыске у него был изъят специальный журнал с адресами, из которого видно, что таким путем он поддерживал связь почти с четырьмястами клиентами из девяноста трех городов.
В то же время Арапов при любой возможности скупал монеты. У Седова из Риги он купил разных монет из драгоценных металлов, а также дореволюционные серебряные награды на восемьсот рублей.
Аналогичные операции с валютными ценностями Арапов совершил со многими лицами. Всего было обнаружено свыше шестидесяти таких сделок. Откладывал золотые и серебряные монеты и хранил их в надежных тайниках.
— Почему не пускали в оборот? — спрашивает следователь.
— Хранил на черный день, — следует ответ.
Увы, «черный день» для Арапова настал, а монеты так и не понадобились, не выручили они хозяина. На вопрос о том, каким образом попали к нему эти монеты, он объяснил:
— Все так же. По переписке. Бандеролями.
Вот, в частности, письмо от некоего Чижова, который прислал ему вместе с письмом и большую партию серебряных монет:
«...Мои монеты отличной сохранности. Они мне достались от двух моих учеников. Эти лоботрясы окончили 10 классов. В институт не поступили, их призвали в армию. Для проводов нужны были деньги. Денег нет, а выпить, естественно, хочется. Они знали, что я коллекционер, и принесли все монеты, которые я купил у них, теперь их надо реализовать...»
Сколько же откровенного цинизма в этом отрывке из послания так называемого учителя, который ради собственной наживы готов обобрать, втянуть в грязные махинации своих же учеников.
Этот учитель из Днепропетровска действительно развил бурную деятельность по спекуляции валютой. Нужно срочно произвести обыск. И вот следователь Павленко уже в Днепропетровске.
При обыске у Чижова было изъято свыше четырех тысяч монет. Из них более половины серебряных — двадцать семь килограммов, — это ни много ни мало двадцать семь тысяч рублей. Кроме того, несколько сот старинных орденов и медалей, выполненных из драгоценных металлов: золота, платины, серебра, а также двадцать семь золотых монет стоимостью две тысячи рублей.
Обыск был закончен, но Петр Артемьевич не спешил уходить. Он оценивал результаты обыска, сравнивал их с теми многочисленными валютными операциями, которыми ворочал Чижов, прикидывал, и получалось, что концы с концами не сходились. Следователь решил провести обыск и во дворе. Весь многолетний опыт работы в органах советской прокуратуры убеждал Петра Артемьевича в том, что торопиться не следует.
Вместе с работниками милиции Павленко произвел обыск в сараях.
— Применим металлоискатель, предложил он своим товарищам. И действительно, едва прошли с металлоискателем первые несколько метров, как раздалось характерное «бип-бип».
— Копайте здесь, — указал следователь.
Лопата одного из помощников следователя вскоре ударилась о какой-то твердый предмет. Примерно с глубины сорока сантиметров была извлечена металлическая труба.
— Осторожно, — попросил следователь и, взяв за концы трубу, внимательно осмотрел ее и извлек из отверстия несколько небольших свертков. Развернули их, и посыпались на стол аккуратно свернутые пачки денег. Двадцать четыре тысячи рублей.
Чижов наотрез отказался:
— Деньги я не прятал...
— Это мы проверим. — Отпечатки пальцев на трубе были тут же сняты и представлены вместе с отпечатками пальцев Чижова на дактилоскопическую экспертизу, которая подтвердила их идентичность.
Под тяжестью улик Чижов сознался.
При обыске у Чижова было найдено много писем от его клиентов. Вот одно из них, от Лапшина Олега Гурьяновича из Челябинска. Он писал Чижову:
«Как раз перед вашим письмом получил письмо из Франции, где мой корреспондент сообщает, что знаки будет продолжать покупать. Он предупреждает, что стоимость русского полкового знака в Париже очень высокая, т. к. русские эмигранты (высшее офицерство) не желают дешево их продавать... Могу предложить вам взамен за серебряные монеты ордена и медали других государств».
Следствие заинтересовалось этим любителем «знаков». Было установлено, что Лапшин, несмотря на закон, запрещающий высылать за границу монеты, систематически этим промышлял. Некоторые из отправляемых им монет представляли музейную ценность. Лапшин вступал в сделки не только с отдельными лицами, но даже с целыми зарубежными фирмами.
В январе — феврале 1967 года одной из иностранных фирм по продаже монет и медалей он выслал одиннадцать серебряных монет царской чеканки, оценив их в триста долларов.
В свою очередь, фирма отправила по почте Лапшину двадцать три монеты, в том числе и действующую валюту в долларах.
Следователем изымаются все почтовые отправления Лапшина. Установлено, что всего им отправлено в зарубежные страны более тысячи различных денежных знаков.
Получая из-за границы имеющую хождение иностранную валюту, Лапшин реализовал ее довольно бойко. Он предлагал валюту таким же, как он сам, «коллекционерам», получая взамен советские деньги, разумеется, по спекулятивной цене. От них же на валюту он получал русские и иные монеты для последующих сделок с иностранными партнерами.
При курсовой стоимости монеты в один рубль или в рубль пятьдесят копеек Лапшин перепродавал их за тридцать-шестьдесят рублей. Этот матерый спекулянт-валютчик приобрел значительный опыт в пересылке монет и денег как внутри страны, так и за границу. В письмах он поучает своих коллег:
«Сегодня получил от вас письмо и в нем двадцать пять рублей. В письме деньги посылать рискованно, они могут не дойти, и тогда как мы будем доказывать, кто прав? Я согласен, что и переводами нам деньги друг другу посылать тоже нельзя. Как быть?
Один мой знакомый много лет посылает деньги бандеролью. Деньги кладет в бумагу. Потом обложит картонкой или завернет несколько раз в газету. Такая бандероль (обязательно ценная в три-пять рублей) будет стоить не дороже восемнадцати — двадцати пяти копеек, зато очень быстро и надежно, а ваше письмо стоит десять, но очень ненадежно».
