Пашка не торопясь, с чувством, поужинал. Сало нарезал тоненько, колбаску шинковал ровненькими кружочками. С наслаждением хрустел луком. Нет, жить можно. Выберемся.
Темнота пришла душная, где-то рядом собиралась гроза. Мешок Пашка собрал, поутру нужно будет двигаться. К вокзалу лучше в обход пробираться. Наган в сарае спрячем, - потом можно будет достать.
Пашка лежал, думал. Мысли все соскальзывали на последние события. На рыжую. На того полковника, что у пушки командовал. Рассказать про него, когда к красным удастся выбраться? Подумают, что хвастовство.
Поворочавшись, Пашка решил постираться. Подштаников юный физкультурник давно уже не носил, обзавелся гимнастическими трусами по колено. Гигиенично, современно. Но стирать их тоже нужно. Мало ли как жизнь обернется. Не позориться же.
Квакали лягушки. Медленное течение волокло мусор. Проплыла винная бутылка. У Соборной площади опять играл духовой оркестр, смутно доносилось буханье барабана, крики 'ура'. Никак буржуи нарадоваться своей временной победе не могут.
Пашка, подергивая обнаженными плечами, отгонял комаров, руки были заняты полосканием трусов. Без мыла, конечно, не тот результат. Осталось мыло в мастерской. Вот прямо хоть в карманах хозяйство постоянно таскай.
Сзади угрожающе тявкнула собака. Пашка вздрогнул и чуть не упустил трусы в воду.
На тропинке стояли двое господ. У ног их вертелась, возбужденно колотила хвостом приплюснутая собака-такса.
- Вот, Вадим, извольте видеть, - солидный господин в светлом костюме ткнул тростью в сторону Пашки. - Очередной беглый пролетарий. Наверняка из тех краснопузых, что из винтовочек в спину доблестным дроздовцам постреливал. А вы говорите, - порядок наведен. Далеко до порядка, да-с. Пока вот такие троглодиты по ночам руки от крови будут отмывать, мира и покоя не будет. Кого ты ограбил, мерзавец? Признавайся сейчас же!
Пашка стоял на коленях ни жив, ни мертв.
- Ах, Венедикт Соломонович, пойдемте, - господин помоложе с опаской глянул на Пашку. - Этот бродяга, кажется, совсем юн. Вряд ли господа большевики успели совратить всех оборванцев города.
- Притворство, - безапелляционно заявил старший барин и взволнованно поправил пенсне. - Вы не смотрите на его лицо, Вадим. Да, отсталое умственное развитие. Да, дегенерат-с, определенно. Но обратите внимание на его плечи и конечности. Это руки душителя и насильника. А этот волчий взгляд?
Пашка потянулся к рубашке...
- Сидеть! - взвизгнул господин, выхватывая из кармана пиджака маленький блестящий револьвер. - Не сметь шевелиться! Какого полка, скотина?! Чекист? В контрразведку сейчас же!
- Полноте, Венедикт Соломонович, - молодой барин озирался, - не кричите так. Вдруг он здесь не один?
- Сдадим патрулю, - решительно сказал старший. - Стыдитесь, Вадим. Сейчас каждый честный человек обязан внести вклад в победу Добровольческой армии. Довольно пресмыкаться пред ничтожными грабителями и ворами. Смотрите, как он трясется.
- Господа хорошие, - взмолился Пашка. - За что ж вы меня так? Я же целый день в мастерской. Его благородие лично задание давали. Для армии работаем. У меня и документ имеется...
- Не двигаться! - господин в пенсне воинственно взмахнул револьверчиком. - Патруль разберется! Шагом марш!
Такса одобрительно тявкнула.
- Ну, уж вы тогда рубаху мою возьмите с документами, - жалобно сказал Пашка. - И дозвольте белье выжать. Нехорошо так идти.
- Выжимай, оборвыш, - господин, наставляя свое блестящее оружие на парня, опасливо потянулся к лежащей на осоке одежде. Под рубахой лежал Пашкин наган.
Хоть про бокс Пашка знал исключительно понаслышке, силы для удара хватало. Короткий хук мигом сбил господина на землю. Угадил Пашка, правда, не в челюсть, а в ухо. Пенсне с господина слетело, рухнувший барин замычал:
- М-м-ерзавец...
Неловко выворачивая локоть, начал поднимать свой короткоствольный 'бульдог'. Пашка откинул лежащую рубаху, подхватил свой 'солдатский', взводя большим пальцем курок, ткнул ствол под пуговицу белого господского жилета. Коротко бахнуло. Господин молча дрогнул, вытянулся на сырой земле.
Такса и молодой человек с ужасом смотрели. Пашка и сам не понимал, как так получилось. На жилете лежащего господина расплывалось темное пятно. Квакнула, примолкшая было, лягушка, продолжал бухать вдалеке духовой оркестр.
Молодой господин повернулся и молча побежал по тропинке. Следом, так же молча, с развевающимися ушами мчалась такса.
Пашка попятился от тела, потом опомнился, подхватил одежду.
Удирал как лисица. Тихо угадывал нужное направление, нырял в кусты, перепрыгивал через заборы. Улицу перелетел тенью. Дальше тянулись зады кожевенной фабрики. Чудились голоса, - шарахался, падал под скос берега.
Опомнился лежа в высоченном бурьяне под облупившимся забором. Сердце колотилось у горла. Кожу жгло - и царапины, и крапива. Сапоги, оказывается, нес в руке. Мешок давил на грудь. Когда схватил мешок и сапоги, хоть убей, не помнилось. Ой, маманя, как же это? Стоило прикрыть глаза, как виделся белый жилет, сочилась темным маленькая дыра, нелепо торчала к небу бородка клинышком. От того господина сильно пахло монпансье. Горожане эти конфетки любили.
Как же так?
От запаха колбасы замутило. Пашка отпихнул мешок подальше.
Не хотел ведь. Совсем не хотел.
Грозы ночью так и не случилось. Дождь закапал утром, но так, слегка. Народ потянулся на базар. Постукивали колесами телеги, груженые мешками и корзинами. Не в ногу прошагал сменившийся караул. Сонный подпоручик судорожно зевал.
На широкоплечего парнишку, шагающего в сторону вокзала с мешком за плечами, никто не обращал внимания. Разве что девчонка, трясущаяся рядом с отцом на возе, заваленном мешками овса, посмотрела вслед. Из-под старого картуза парнишки выбивались светлые кудряшки. 'Дивись який смішний. Як Іван- дурень з казки. Тільки ні в житті йому справжній царівни-Несміяни не побачити'
Глава 3
'Красные толпами кинулись в город.
На плечах бегущих мы ворвались в Харьков'.
Туркул А.В.
(Дроздовцы в огне).
'Тщетно я возражал продолжению
нашего бессмысленного и кровавого наступления'.
