коробку. Только среди них не было ни одной, которая могла бы помочь избавиться от дракона. Гермия посмотрела на каменное возвышение. Туда она могла бы взобраться, чтобы спрятаться от дракона. Это будет не легко, но гребень — ее единственное спасение.
Она подняла руки и взялась за каменную пластину, нависшую над ней. Затем поставила ногу на выступ, подтянулась и очень сильно пожалела о том, что, вечно погруженная в дела, пренебрегала спортом. Сейчас ей было бы гораздо легче… Она занесла левую ногу на выступ и почувствовала резкую, обжигающую боль в правой. Как будто нога попала в огромный острый капкан. Стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, Гермия повернулась.
На нее смотрели черные, злые глаза гигантского варана. Ее правая нога находилась прямо в его пасти, в зубах, покрытых темным налетом. Охваченная страхом и отвращением, Гермия закричала. Только бы не потерять сознание, иначе эта тварь слопает ее целиком… И даже не подавится…
Пересиливая боль, Гермия выдернула ногу из драконьей пасти и продолжила карабкаться вверх. Позже, уже взобравшись на вершину гребня, она поняла: так быстро преодолеть это расстояние ей помог страх.
Обманутый в своих ожиданиях варан остался внизу, но уходить не собирался. Гермия догадалась, что партия еще не сыграна до конца. Страх частично ушел, но зато боль вернулась. Ногу как будто жгли раскаленным железом. Она осмотрела рану: та была довольно глубокой. Констанс говорил о заражении, вспомнила она. Наверное, так и будет. На Комодо нет стоматологов, которые бы занимались драконьими зубами. А жаль…
Гермия опустила голову на руки и зарыдала. Теперь уже не нужно быть сильной, не нужно быть смелой. Ее отвага и выдержка никому не пригодится. В этом месте ее едва ли кто найдет, а если и найдет… то, скорее всего, будет уже поздно. Без еды, без воды, с гниющей ногой долго она не протянет. Интересно, как быстро происходит заражение?
Гермия вытерла слезы и горько улыбнулась. Жаль, что рядом нет Констанса, он поделился бы с ней этой познавательной информацией…
Все как в старые добрые времена. Она и ненавидит и любит его одновременно. Совсем как у Катулла:
Удивительно, что сейчас, когда от смерти ее отделяет всего пара шагов, она по-прежнему думает о нем. И по-прежнему любит. Наверное, именно такой и должна быть любовь, сильной, сметающей все на своем пути и… всепрощающей. Да, она прощает Констансу все: и неудавшийся брак, и его выходки, и то, что он бросил ее одну на этом треклятом острове. Все… Прощает, потому что любит его и не мыслит своей жизни без него. Впрочем, и жить-то осталось не так долго… Если бы Констанс знал об этом, пришел бы он к ней? Нашел бы он ее? Ей кажется, что нашел бы. Но что толку думать об этом, ведь он все равно никогда не узнает о ее любви…
Гермия подползла к краю каменной плиты и свесила голову вниз. Терпеливый дракон все еще был там. Он неподвижно лежал под выступом и, кажется, был готов ждать еще долго.
— Мерзкая тварь! — ругнулась Гермия и легла на камень. Лучше сохранять силы, не тратить их на тщетные попытки сбежать. И, главное, не заснуть. Кто знает этих драконов? Может быть, он умеет лазать по скалам, а сейчас притворяется, чтобы застать ее врасплох…
Свинцовые тучи постепенно темнели. Наступали сумерки. На всякий случай Гермия взяла в руку увесистый камень: если варан вздумает напасть на нее ночью, она хотя бы попытается отбиться. Конечно, это скорее самовнушение, чем самооборона. Но разве у нее есть другие варианты?
Как ни пыталась Гермия пошире раскрыть глаза, через некоторое время на нее навалился тяжелый сон. Сновидений в нем не было, было лишь гнетущее, душащее чувство тревоги. Гермия проснулась, обмотанная липким страхом, испуганно озираясь по сторонам.
Наручные часы разбились при ударе о камень, поэтому Гермия не могла узнать, сколько времени она спала. Небо расчистилось от туч, светило солнце, но было довольно свежо. Наверное, утро, решила Гермия. Теперь она вычисляла время суток по солнцу, как какой-нибудь Робинзон Крузо… Осталось делать зарубки на камне… А дракон будет у нее вместо Пятницы. Гермия невесело усмехнулась.
Дракон по-прежнему лежал под скалой. Он, кажется, даже не двигался. Ждет, гаденыш, ждет, когда я сдохну! — Гермия погрозила кулаком лежащему, как ни в чем не бывало, дракону.
Горло раздирало от жажды. Это еще утро, с ужасом подумала Гермия, а что будет днем? Вчера палящее солнце закрывали облака, а сегодня оно будет жарить, что есть силы… Осмотр ноги оказался настолько неутешительным, что Гермия позабыла и о солнце, и о драконе. До нее со всей четкостью наконец-то дошла мысль, что она не выживет, если не придет помощь. А ждать помощи было неоткуда…
К полудню Гермия почувствовала легкое головокружение. Вероятно, перегрелась на солнце, подумала она. Для того чтобы уберечь голову от солнечных лучей, ей пришлось снять футболку и повязать себе что- то вроде чалмы. В конце концов, ожоги на теле ей уже не страшны, а вот голова… Кто знает, вдруг голова еще на что-нибудь да сгодится?
Однако номер с футболкой на голове не прошел. Головокружение усилилось, но, помимо него, появилась еще и боль. Вскоре все тело сделалось каким-то слабым, ватным и Гермия поняла, что дело вовсе не в солнце, а в заражении, о котором говорил Констанс.
Наверное, это конец, стучало где-то в уголке сознания. Вот так все и происходит. Вначале кружится голова, потом отказывает тело, а потом ты теряешь сознание и умираешь… Но Гермия почему-то уже не боялась. Ей начало казаться, что тело, которое лежит под солнцем, вовсе не ее, а принадлежит какому-то другому человеку. Где же в таком случае она сама? На этот вопрос Гермия затруднялась ответить… Она только чувствовала, что сидит рядом с этим телом и смотрит на него, как будто бы со стороны. Странное ощущение…
Через некоторое время у нее начались видения. Перед ней проносились гигантские волны, драконьи хвосты, чьи-то лица, руки и тела. А вскоре она опустилась на самое дно своего подсознания, когда перестаешь понимать, где кончается воображение и начинается Вечность…
9
Тяжелые-тяжелые веки, мучительно гудящая голова и ощущение зуда во всем теле… Вообще-то смерть она представляла себе совершенно по-другому. Сможет ли она открыть глаза? Нужно попробовать. Понять, по крайней мере, какое сейчас время суток… Проклятый варан, наверное, не ушел и по-прежнему караулит ее у гребня. Ну и пес с ним. Сейчас она не в силах даже пошевелиться, не то что смотреть на какого-то варана…
Гермия с трудом разлепила глаза. Вокруг мелькали золотые точки, за которыми ничего не было видно. Ослепла она, что ли? Неужели это из-за драконьей слюны? Однако через несколько секунд золотых точек стало гораздо меньше, и Гермия смогла оглядеться по сторонам.
Вместо голубого неба — молчаливого свидетеля ее страданий — был потолок из густых пальмовых листьев. Вместо каменной плиты — знакомое ложе, покрытое вышитым пледом. Вся эта обстановка была ей настолько знакома, что Гермия серьезно подумала, не бредит ли она. А когда в проеме двери появилась Поная, девушка действительно испугалась за свой рассудок.
— Этого не может быть… Не может быть… — прошептала она, с трудом двигая засохшим языком.
Поная улыбнулась и подошла к ее изголовью. В ее руках была тряпка и маленькая глиняная миска, в
