неясно-зловещего сна. Неудивительно, что угрюмые мысли встретили и ее утреннее пробуждение. Она слышала, что Элиот в ванной, и ожидала его возвращения. Когда он вернулся, она обняла его, испытывая к нему необыкновенную нежность. Они лежали в постели нагими, чего у нее никогда не было с Энтони. Не прошло и минуты, как она почувствовала сильное возбуждение. Не в силах больше ждать, она поднялась и, встав над ним на корточки, медленно опустилась, приняв в себя всю мощную напряженность его желания. Руки его ласкали ее груди…
Сейчас все произошло гораздо полнее, без того волнения, что сопровождало их первое соитие. К завершению они пришли вместе. И на этот раз ее ощущения невозможно было сравнить ни с чем изведанным ею доселе. Все произошло так внезапно и сильно, что, оказавшись на грани потери сознания, она чувствовала, что умирает. Потом они лежали рядом, и он, приподнявшись на локте, целовал ее лицо и вспухшие губы.
— Боже, Боже… — только и смогла пробормотать она.
Какое-то время они даже не замечали, что в комнате холодно, пока наконец Элиот не натянул на них одеяло. За окном уже совсем рассвело, когда они оба очнулись от блаженной полудремы.
— Бритт, а не поплавать ли нам под парусом? — спросил он. — Разве это не лучший способ начать день? Правда, хотелось бы, чтобы никто больше не потянулся за пролетающей чайкой.
— Элиот, ты сумасшедший.
— А потом примем горячий душ и напьемся кофе.
Когда они вышли к берегу, над гладкими водами реки вставало большое оранжевое солнце, окутанное легкой сиреневой дымкой. Они сели в ялик. Элиот одной рукой держал руль, другой натягивал шкот. И при этом еще умудрился поцеловать ее.
Бритт уютно устроилась напротив него, прислушиваясь к шипению, с которым нос лодки разрезал воду. Было довольно свежо, но они хорошо защитились от холода. Бритт, стараясь ни о чем не думать, с удовольствием вдыхала целебный воздух.
Какая-то ее часть хотела бы уплыть вместе с ним в немыслимую даль, бежав от всех долгов и обязанностей. Она чувствовала, что Элиот ничего сейчас не говорит лишь потому, что не хочет опять спровоцировать ее на тягостные размышления об Энтони. Но душа его безмолвно взывала к ней, она это чувствовала. Элиот, нет сомнений, романтик. И она не удивится, если в конце недели он предложит ей бежать с ним в Гонконг, Рио-де-Жанейро или куда-нибудь еще дальше, где их никто не сможет найти. В ту первую ночь в больнице, когда они тихонько разговаривали в палате рядом со спящей Дженифер, он сказал, что предпочитает служить за границей, потому что не принадлежит к тому сорту людей, которые всю жизнь проживают в предместьях, довольствуясь служебными контактами и деревенскими клубами. Американская цивилизация никогда ничем его не привлекала и ничем не могла удержать. Да, он романтик…
Ветер не был особенно сильным, но его хватало, чтобы наполнить их парус, и плавание удалось на славу. Причаливая к берегу, Элиот спросил, не хочет ли она навестить Дженифер. Она согласилась, и после завтрака они отправились в Истон.
Дженифер совсем ожила и была преисполнена готовности к активным действиям. Доктор сказал им, что хочет понаблюдать за ней еще один день, чтобы не осталось никаких сомнений в выздоровлении. Они могут забрать девочку завтра утром, но потом желательно через пару дней привезти ее еще для одного осмотра.
Малышка все же еще не совсем оправилась и немного капризничала. Между чтением сказок и прогулками по коридору она старалась не оставлять их без забот и хлопот. Но когда принесли поднос с ланчем, она впервые за время болезни проявила интерес к еде, что доставило Элиоту неописуемую радость. Он увлекся кормлением девочки, выбирая кусочки повкуснее, а Бритт, сказав, что на минуту отлучится, выскользнула из палаты.
Пора было попытаться созвониться с Энтони. Она не хотела обсуждать это с Элиотом, но истина состояла в том, что совершенно забыть о муже она не могла. Она страшилась предстоящего разговора и решила дозвониться до него в суде: вряд ли в служебной суете он заметит изменения в ее голосе, да и времени на долгую беседу у него не будет.
Услышав телефонные гудки, она почувствовала спазм в животе. Но, к счастью, Энтони не оказалось в кабинете. Бернис по просьбе Бритт оставила для него записку: Дженифер чувствует себя гораздо лучше, Элиот вот-вот заберет малышку домой, и Бритт придется еще на день-два задержаться на Восточном побережье. Отсутствие Энтони в кабинете дало ей короткую отсрочку, но она понимала, что встретиться с ним лицом к лицу ей еще предстоит.
Вечером, когда Дженифер уснула, они поехали в Оксфорд поужинать. Сидя за столиком возле окна и глядя на береговую линию, Элиот сказал ей о своей фантазии: если бы год-другой ему пришлось жить на необитаемом острове, где-нибудь в южных морях, он взял бы с собой сотню книг и любимую женщину. Это звучало почти как приглашение. И притом соблазнительное: какая женщина откажется провести наедине с возлюбленным целый год. Одного секса, конечно, будет недостаточно для такой жизни, но с Элиотом невозможно заскучать. Она могла говорить с ним просто и искреннее, во много раз проще и искреннее, чем с кем бы то ни было, даже с Энтони. Да, в сложившейся ситуации подобное бегство от мира на миг показалось ей чуть ли не единственным выходом. Это было ужасно — оказывается, она действительно готова оставить своего мужа! Они с Энтони строили свой брак на взаимном уважении и доверии — доверии, которое она предала.
Но Элиот был рядом и вновь начал вытеснять образ Энтони из сознания Бритт, наполняя его своим живым присутствием. Вот он погладил ее по голове и заглянул в глаза… У него было такое лицо, что она не могла не вернуть ему своего внимания, всеми чувствами устремляясь к его душе и к его заботам.
Все время, что они ехали домой, она думала о предстоящей физической близости. И, казалось, он догадывается об этом. Когда он положил руку на ее колено, она почувствовала, что страшно изголодалась по его ласкам, по его рукам, по его сильному телу, единение с которым доставляет ей такое немыслимо острое наслаждение.
Они вошли в темный дом и даже не стали зажигать свет. Обнявшись, они неподвижно стояли возле лестницы. Затем, не сговариваясь, начали раздеваться, и она готова была отдаться ему прямо здесь, в холле, но в последний момент, собравшись с силами, увлекла его в сторону его спальни, где они соединились наконец после целого дня тайных вожделений.
Остаток вечера и большую часть ночи они занимались любовью, все еще продолжая исследовать тела друг друга и пробуя все позы и движения, которые только могло подсказать им их разгоряченное воображение.
Бритт была удивлена охватившей ее чувственностью. Никогда ничего подобного она не испытывала, даже в те безумные уик-энды, которые они проводили с Дрейком Крофтом в дешевых гостиничных номерах. Возможно, именно теперь пришло ей время стать женщиной в полном смысле этого слова, и дело тут совсем не в Элиоте. Но все в ней звало и требовало именно этого мужчину. Она хотела вновь и вновь овладевать им и отдаваться ему. Вот и сейчас по его лицу, по дыханию она видела, что он близок к свершению, сама она тоже подходила к этому, но, еще не пережив конечного экстаза, она хотела его опять, думала о том, как они соединятся снова.
— Теперь можно и помирать. Все уже сделано… Здесь ничего не осталось больше… — едва шевеля пересохшими губами, чуть слышно вымолвила она.
Он приподнялся и легонько прикусил ее плечо.
— А завтра? Разве на завтра не осталось никаких работ?
— Только с тобой. — Она прижала его руку к своей щеке и с некоторой заминкой спросила: — Скажи, а с Моник у тебя было так?
— Зачем тебе знать?
— Скажи.
— Быть может, в самом начале, — уступчиво ответил он. — Но потом секс стал каким-то опустошающим. Безлюдным. А иногда просто грубым.
— Прости, я не должна была спрашивать…
— Ты великолепная любовница, — сказал он. — Когда я вхожу в тебя, мне хочется остаться там навсегда. Но это далеко не все, что меня в тебе привлекает.
