На протяжении двадцати месяцев Огородник передавал ЦРУ микрофильмы сотен секретных советских документов, в том числе и посольских отчетов. Сводки, составляемые ЦРУ на их основе, поступали в Белый Дом, Совет национальной безопасности и Госдепартамент.
В первой половине 1977 года КГБ убедился, что каким-то образом происходит утечка политических секретов. Определив, какого рода секретная информация явно советского происхождения обсуждается в Вашингтоне, КГБ заподозрил, что в утечке ее повинно то управление МИДа СССР, где работал Огородник. Слежка за персоналом управления на первых порах ничего не дала. Строгий контроль, установленный здесь, исключал возможность выноса документов. Инвентаризация последних показала, что все они на месте.
Оставалось предположить, что кто-то из сотрудников переснимает документы, оставаясь в помещении вечерами или дежуря в выходные дни. КГБ скрытно установил в комнатах управления замаскированные телевизионные камеры, и как-то субботним вечером в поле зрения одной из них попал Огородник, занятый пересъемкой документов с помощью миниатюрного фотоаппарата американского производства.
Будучи арестован, Огородник немедленно капитулировал. Он объявил следователям: «Я придерживаюсь убеждений, противоположным вашим. Когда я начинал это дело, я отлично сознавал, на что иду, и знал, чем мне придется поплатиться, если вы меня поймаете. Я готов оплатить счет, который мне будет предъявлен. Против вас лично я ничего не имею: понимаю, что вы должны делать свое дело. Не вижу смысла мешать вашей работе и полностью готов сотрудничать с вами. Если хотите, я могу даже письменно изложить все, что произошло — начиная с того дня, когда я впервые встретился с ЦРУ. А потом вы сможете задавать мне сколько угодно дополнительных вопросов».
По окончании предварительного допроса следователи отправили Огородникова в камеру. Он получил бумагу и авторучку, однако не был удовлетворен ее качеством и заявил, что много лет писал одной и той же ручкой фирмы Монблан. «Я думаю, она и сейчас лежит на моем столе. Если кто-нибудь из ваших людей в ближайшие дни окажется рядом с моим домом, хорошо было бы ее получить».
Вскоре Огородник получил свою авторучку. В нее была скрытно вмонтирована крошечная ампула — настолько искусно, что осмотр ручки специалистами не позволил ее обнаружить. Огородник вскрыл ручку, проглотил ампулу, и не прошло и десяти секунд, как он был мертв. Так КГБ и не пришлось узнать, как он поддерживал контакты с ЦРУ, живя в Москве, что именно передал ему и были ли у него сообщники.
Самым известным случаем сотрудничества с ЦРУ в те же годы было дело Аркадия Шевченко. Окончив в 1954 году Институт международных отношений, Шевченко начал невероятно быстро продвигаться по службе в Министерстве иностранных дел, — благодаря собственным способностям и покровительству, которое оказывал ему министр Громыко. В сорок лет Шевченко был присвоен ранг посла. В 1973 году ему позволили занять пост помощника генерального секретаря ООН. Его считали одним из ведущих советских специалистов по проблемам разоружения. Помимо Громыко, Аркадий Шевченко лично встречался и беседовал с рядом членов Политбюро, включая Брежнева, а также с ведущими партийными идеологами Сусловым и Пономаревым. Советские руководители настолько доверяли Шевченко, что незадолго до истечения обычного пятилетнего срока его работы в ООН, в 1978 году, решили продержать его здесь еще два года.
По свидетельству полковника из «линии X», первым посвятившего Левченко в «дело Шевченко», в начале 1977 года Советы с удивлением обнаружили, что американцы вполне осведомлены не только об их истинной позиции по проблемам ограничения вооружений, но и о том, как далеко разрешено заходить их представителям, ведущим переговоры.
По мере того как увеличивалась американская осведомленность, росла и советская подозрительность. КГБ приступил к расследованию и к концу года пришел к ошеломительному выводу: по всей вероятности, американцев снабжает секретной информацией одно из трех лиц — посол в США Анатолий Добрынин, глава постоянной советской делегации в ООН Олег Трояновский или же Аркадий Шевченко.
Андропов потребовал — и получил — от удрученного этим фактом Политбюро специальное разрешение на расследование деятельности всех троих..[20]
Каждому из них была вручена копия совершенно секретного документа, излагавшего новую советскую позицию по вопросам ограничения вооружений. За всей троицей было установлено тщательное наблюдение. Только Шевченко на какое-то время был выпущен из поля зрения. При ближайшей встрече участников переговоров выяснилось, что американцы в курсе основных положений этого документа.
Из Москвы Аркадию Шевченко была направлена любезная телеграмма, высоко оценивающая работу, проделанную им в ООН, и содержащая пожелание, чтобы он продолжал и впредь столь же успешно трудиться на своем ответственном посту. Однако, говорилось в телеграмме, накопились некоторые мелкие, но требующие решения вопросы, связанные с его функциями, и удобнее всего было бы обсудить и решить их в Москве при его участии. Впрочем, это не особенно спешно, поэтому ему предоставляется выбрать наиболее удобное для него время, чтобы прибыть ненадолго в Москву, — например, в одну из ближайших недель.
В первых числах апреля 1978 года Шевченко сообщил интернациональному контингенту своих сотрудников, что болезнь тещи заставляет его слетать в Москву. Он бы и в самом деле полетел, если б не случайная встреча с одним из друзей, недавно прибывшим оттуда. «Не знаю, зачем ты им понадобился, — заметил тот, — но КГБ ходит за тобой по пятам. Если ты туда вернешься, тебе уже не вырваться».
Так получилось, что Аркадий Шевченко, помощник генерального секретаря ООН, протеже советского министра иностранных дел и доверенное лицо Политбюро, объявил себя невозвращенцем.
Продолжая вести расследование, КГБ обнаруживал все новые и новые свидетельства тайной деятельности Шевченко в Соединенных Штатах на протяжении ряда лет. Было установлено, что за два с половиной года, предшествовавших его бегству, он тратил значительно больше денег, чем позволяло ему официальное жалованье. Именно таков был срок его сотрудничества с ФБР и ЦРУ.
Когда американцам требовалось узнать что-либо, касающееся советской политики или намерений, Шевченко попросту направлял соответствующий запрос в Москву или спрашивал своего покровителя Громыко. Скажем: сколько человек из числа советских граждан, работающих в ООН в Нью-Йорке, являются агентами либо штатными сотрудниками КГБ или ГРУ? Шевченко легко мог перечислить большинство этих людей. Кто из московской партийной верхушки или из руководящего состава Министерства иностранных дел может оказаться наиболее податлив, если американцам потребуется иметь в этих кругах своего агента? Шевченко и на этот счет имел весьма ценные соображения. Действительно ли Советы заинтересованы в значительном сокращении запасов стратегического ядерного и обычного оружия, и в каких пределах они намерены следовать соглашениям, о заключении которых ведутся переговоры? Как ведущий советский специалист по проблемам разоружения Шевченко и тут мог не только высказывать авторитетные суждения, но и давать прямой ответ на все подобные вопросы.
Тот факт, что такой высокопоставленный человек, как Шевченко, совершенно очевидно предпочел сотрудничество с американцами всей своей советской карьере, говорит о неблагополучии в руководящем слое СССР и о неожиданных трудностях, с какими приходится в настоящее время сталкиваться Комитету госбезопасности. Причем Шевченко не одинок, его не приходится считать какой-то «белой вороной».
Летом 1982 года из Тегерана бежал и просил убежища у британских властей молодой русский — Владимир Андреевич Кузичкин, ответственный сотрудник советского консульства. Его биография, интеллект и убеждения невольно заставляют вспомнить Левченко.
Кузичкин родился в 1947 году в Москве. По окончании средней школы он был призван на действительную военную службу и три года отслужил в армии, причем часть этого срока провел в Восточной Германии. Демобилизовавшись, он поступил на восточный факультет Московского университета, где овладел языком фарси.
На него обратили внимание люди из КГБ. Когда в 1975 году Кузичкин получил университетский диплом, его пригрело Первое главное управление. По окончании разведшколы его прикомандировали к управлению «С» для прохождения узкоспециального курса обучения.
Если не считать «16-го отдела», в функции которого входит вербовка иностранных шифровальщиков и вообще персонала служб связи, управление «С» можно назвать, пожалуй, наиболее засекреченным подразделением КГБ. В его состав входит отдел, отвечающий за организацию диверсии и покушений, оно
