куролесить. Их проказы настолько запутанны и непредсказуемы, что, проснувшись, человек долго не может понять, что во сне было к чему, но все-таки некоторые умудряются найти в сновидениях тайный смысл и даже считают привидившийся бардак чем-то вроде послания свыше.
Дарк не видел снов; не видел их с тех самых пор, как воскрес, и за это время ночным проказникам было бы уже пора хоть разок появиться. Но отдых по-прежнему протекал скучно, без какого-либо разнообразия. Моррон ложился, закрывал глаза, а в следующий миг уже открывал их, полный сил, наделенный бодростью и весьма удивленный тем обстоятельством, что краткое мгновение его отдыха на самом деле продлилось несколько долгих часов. Такое положение вещей казалось странным и очень несправедливым, но поделать с этим ничего было нельзя, и Аламезу приходилось покорно мириться с особенностью своего неординарного организма.
Где-то вдали вновь загудели проклятые колокола, звон которых Дарку уже изрядно поднадоел. Моррон поклялся себе, что если ему все же доведется ступить на Остров Веры и проникнуть в главный храм индориан, то он не ограничится посещением подвала, а непременно устроит богомерзкую диверсию во имя благого дела. Хоть на краткое время, да спасет часть человечества, а именно жителей филанийской столицы, от ежедневного истязания их слуха. Перережет веревки, за которые дергали шаловливые ручонки оглохших звонарей, или привяжет самих мучителей к столь милым их сердцам колоколам. Теша себя надеждой на скорое возмездие, Дарк Аламез открыл глаза и… ужаснулся.
Только что стихшие колокола известили о наступлении не полночи, даже не утра, а полудня следующего дня. Вся комната была заполнена ярким солнечным светом, проникшим внутрь помещения через единственное окно. Выходило, что сон продлился долее восемнадцати часов, и это обстоятельство не могло не подивить и одновременно не опечалить моррона. Вся ночь и половина дня были безвозвратно потеряны, хотя, с другой стороны, появился и значительный плюс – Дарк чувствовал небывалый прилив сил.
Его тело просто устало, устало от долгой дороги и плохой еды, которую оно было вынуждено поглощать до вчерашнего дня. К тому же схватка с вампиром и грабеж в рощице отняли много сил, которые нужно было как-то восполнить. Неудивительно, что в каком-то смысле более мудрое, нежели его хозяин, тело сделало передышку и, отложив дела насущные на потом, принялось приводить себя в порядок. Действительно, если задуматься, что было для воскресшего важнее: найти своих или полностью восстановить силы? Воссоединиться с Легионом Дарк мог когда угодно: через день, неделю, месяц иль год. Срок исполнения этого желания определяло лишь его душевное состояние, в то время как надлежащую форму нужно было придать телу побыстрее, чтобы в самый ответственный момент оно не подвело.
Аламез не сомневался, что вскоре ему может повстречаться более опасный противник, чем те, кто до сих пор вставал у него на пути. И что тогда: окончательная смерть или снова многолетнее пребывание в забытьи? Он был не в форме! На данный момент он был совсем не тем сильным и выносливым воином, кто пробирался в одиночку через Лес, кто почти каждый день сражался с опасными врагами и кто штурмовал Кодвусийскую Стену. В мышцах рук уже не чувствовалось прежнего напряжения, заметно ослабли и ноги (своенравная старушка память снова не подвела, напомнила хозяину, каким он когда-то был). Без всяких сомнений, и сейчас он способен на кое-что, и даже успел доказать это самому себе конкретными действиями. Но что случится, если ему придется надеть доспехи? Выдержит ли он их тяжесть? Сможет ли он двигаться в броне на приемлемой для боя скорости, без боли в мышцах и не сбив дыхания? Сможет ли выжить в схватке с действительно опасным противником? Его рука так давно не держала меч…
Чтобы взять в руки меч и отточить подзабытые боевые навыки, нужно прежде всего оружие достать, следовательно, действовать, предпринимать реальные шаги, а не строить планы, нежась на мягкой кровати и щурясь под слепящими лучами солнца. Тело взяло свое, тело отдохнуло, и в дальнейшем его пребывании в горизонтальном положении не было ни толку, ни смысла.
Зная, что расставаться с подушкой нужно сразу и решительно, моррон резко вскочил с кровати и стал поспешно надевать разбросанный по полу дорожный костюм. Как настоящий мужчина, начал со штанов, а затем уж натянул на себя все остальное. По правде сказать, прежде чем вчера улечься спать, одежду следовало отдать почистить, да и самому Аламезу не помешало бы искупаться в горячей бадье. Грязь надоела, она не только отпугивала от него взоры других, но и изводила все тело неуемной чесоткой, возникавшей то под мышками, то на спине, то в более укромных местах. Но, к сожалению, после размещения в комнате у моррона, кроме сна, ни на что больше не хватило сил, а после пробуждения показалось нелепым тратить драгоценное время на довольно продолжительные водные процедуры.
Клятвенно пообещав себе, что больше не будет грязнулей и, возвратившись, обязательно очистит грязь с дорогой ткани, а потом с головой заберется в бадью, Дарк полностью завершил ритуал облачения и уже отправился было на прогулку в город, однако возле двери остановился и на несколько секунд замер в тяжком раздумье. Моррон сомневался: следует ли ему оставить кошель под подушкой или взять деньги с собой? В первом случае его могли бы украсть во время отсутствия законного владельца. Хоть народ, обычно посещавший таверну, и внушал доверие, но в любом стаде нет-нет да найдется запаршивевшая овца. Во втором случае болтающийся на поясе толстый кошель непременно привлечет к себе взоры городского отребья. Незаметно подрезать его, конечно же, не могли. Дарк не считал себя растяпой и был уверен, что в случае чего успеет поймать воришку за руку; а вот нападение в глухой подворотне казалось моррону более опасным, причем число разбойников могло превысить допустимый предел. С тремя-четырьмя грабителями Аламез счел, что справится, но если состав шайки превысит полудюжину головорезов, то расставания с кошельком и здоровьем не избежать.
Разумно рассудив, что рисковать не стоит – ни оставляя деньги без присмотра, ни напрашиваясь на нежелательное знакомство с озлобленными представителями городских низов, Алмез поступил мудро, то есть нашел третий, куда более приемлемый выход. Заперев дверь и сбежав по скрипучим ступеням лестницы вниз, он, не обращая внимания на присутствие в зале таверны нескольких занятых разговорами между собой посетителей, тут же подошел к стойке хозяина и с ходу, даже не поздоровавшись со стариком, заявил: «Надо поговорить!»
– Надо, так говори, – пожал плечами невозмутимый старичок, то ли не понимая, что постоялец желает беседы с глазу на глаз, то ли не считая нужным уединиться в подсобке неизвестно с кем.
– Народу слишком много, а мне бы пошептаться, – пояснил моррон.
– Во как! – хмыкнул старик, оглядывая зал, а затем внезапно нырнул под стойку и тут же вынырнул из- под нее, держа в одной руке гусиное перо и чистый лист бумаги, а в другой – наполовину наполненную чернильницу. – Отлучиться не могу, посетители не из своих, так что стырят еще чаго… Коль тебя приперло, коль секреты имеются, так ты их туда, на листок, запиши!
Ничуть не возражая против мудрого решения корчмаря, Дарк кивнул в знак согласия и тут же вывел вверху листка короткую надпись: «
«
«
Старичок попался хоть и прижимистый, но необидчивый. Морщинистый рот расплылся в ехидной ухмылке, а перо вновь сменило хозяина и жалобно заскрипело, выводя ответ.
«
«
Хозяин таверны довольно кивнул и, стерев с лица ухмылку, потянулся за кошельком. Переписка с чужеземцем-постояльцем явно пришлась ему по душе: помогла не только заработать дармовой барыш, но и разнообразить скучное течение похожих друг на друга серых будней.
– Лишнего возьмешь иль, не дай бог, кошель прозеваешь – шкуру спущу! – вслух пригрозил моррон, отложив на текущие расходы несколько монет, а затем передав на хранение все свое состояние.
– Не пугай, не дурной и ужо пужанный! – ничуть не испугался корчмарь, видать, привыкший и к услугам подобного рода, и к обычно сопутствующим им угрозам.
