– То не в счет, там мы сами управились бы, и вмешиваться вас никто не просил, – жестко отрезал моррон. – Поскольку разговор начался с напоминания о моем должке, значит, ответную услугу хотите. Так не тяните, выкладывайте быстрее! Не скрою, в вашей компании мне не очень-то приятно находиться.
Вампиры молча переглянулись, хотя, как знать, возможно, они обменялись телепатически мыслями или условными звуками, недоступными слуху человека или моррона. Аламез не знал, на что способны альмирские вампиры, тем более старшие, поэтому был готов к самому невероятному и к самому худшему.
– Четверть часа твоего внимания, только и всего, – изрек мужчина, неподвижно восседавший на подоконнике, – больше мы ничего не желаем взамен. Мы говорим, ты слушаешь. Мы спрашиваем, ты отвечаешь, желательно, немного иным тоном. Поверь, любое проявление ершистости с твоей стороны лишь повредит. Нас она не обидит, а вот беседу затянет.
– Хорошо, излагайте или спрашивайте, – кивнул Дарк, отдавший должное и выдержке вампира, и его умению четко излагать ситуацию.
Не найдя, куда можно было бы еще присесть кроме кровати, на которой нежилась красавица, Дарк перевернул кверху днищем старенький тазик, бывший, по счастью, сухим, и уселся на него, как на коня, сверху, широко расставив при этом ноги, так, чтобы кровососам было видно лезвие меча, выпиравшее из- под робы. Неизвестно, как мог бы пойти разговор, и уж тем более моррон не знал, чем он может закончиться. Как будто случайное предупреждение, что гость при оружии, возможно, удержало бы хозяев комнаты от агрессивных действий.
Вампиры переглянулись, обменялись скупыми улыбками, но ничего не сказали, по крайней мере вслух. Затем белокурая красавица вновь повернула к моррону свою прекрасную головку и, глядя ему прямо в глаза, начала серьезный разговор, начала его неожиданно… с провокационного вопроса.
– Скажи, тебя уже просветил дружок-карл, кто мы? – пропел дивный голос, как будто специально подбиравший нотки, приятные мужскому слуху.
– Ты Каталина Форквут, а ты… – Дарк перевел взгляд на сидевшего, скрестив руки на груди, вампира. – Ты Тальберт Арканс, если, конечно, «Тальб» сокращение от герканского имени Тальберт.
– Угадал, – кивнул вампир, – у нас с тобою много общего. Ты урожденный имперец, а я довольно долго прожил на твоей родине. Мы оба служили в гвардии и дослужились до капитанов, – произнес Арканс с ностальгией и горечью. – Правда, ты боевым эскадроном командовал, а я казначейский зад охранял, но, поверь, повоевать мне тоже пришлось.
– Откуда такая осведомленность о моей скромной персоне? – насторожился Аламез, оказывается, собеседники слишком хорошо знали его биографию.
– Тсс-с-с-с-с! – издал тихий звук Арканс, приложив указательный палец к губам. – Сейчас все поймешь, всему свое время!
– Что еще о нас знаешь? – вновь взяла инициативу в свои руки Форквут. – Что тебе еще о нас мерзкий карл натрепал?
– Я бы не стал называть Кабла мерзким. Хоть он и не красавец, но в жизни я встречал существ и поотвратней его, например детишек некоего маркиза Норика, – не удержался от соблазна вставить шпильку моррон, получив наслаждение от того, как парочку передернуло при упоминании о лет двести назад упокоенном лорде-вампире. – А натрепал он, что вы – старейшие вампиры в Альмире, издавна верховодите всеми кровососами в округе и что сейчас ваше положение не столь уж завидно. По крайней мере, охотников вырвать ваши клыки и повесить их себе на шею в качестве трофеев найдется предостаточно.
– Я не старейшина, я лишь помогаю Каталине, – уточнил Арканс, но замолк, получив от своей хозяйки и близкой подруги знак помолчать.
– Это все? – спросила Форквут, как Дарку показалось, совсем не обидевшись на оскорбительное слово «кровосос».
– Нет, – покачал головой Аламез, не видящий смысла что-то утаивать. – Правда, это не Кабл мне рассказал, а Фегустин, но источник не столь уж и важен, важен сам факт. Так вот, я знаю, что у вас какой- то ко мне интерес имеется. Не желаете ли его сразу, без прелюдий долгих, огласить? А то виляете вокруг да около, как маркитантская лодка вокруг фрегата!
Тальберт подавил смешок, а прекрасная Каталина зло сверкнула глазами. Дарку даже на миг показалось, что она выпустила коготки.
– Тебе же сказали, все в свое время, – взяла себя в руки красавица. – Теперь послушай, что нам известно о тебе. И будь добр, помолчи, не трать время на пустые пререкания.
Моррон кивнул, хотя ему было не очень интересно слушать собственную биографию в чужом изложении, а вот узнать, откуда вампирам о нем так много известно, весьма хотелось.
– Тебя зовут Дарк Аламез. Среди морронов ты – легенда, теперь уже можно сказать, живая! Твое имя – не пустой звук и в Ложе Лордов Вампиров, хотя не настолько авторитетно, как имя твоего дружка, Гентара Мартина. Ты стал морроном двести лет назад, и именно тебя стоит благодарить за то, что мы сейчас питаемся человеческой, а не орочьей кровью. Два столетия ты был мертв, но вот несколько дней назад Коллективный Разум Человечества тебя воскресил и поставил перед тобой задачу, для выполнения которой ты и прибыл в Альмиру! – гипнотизируя Дарка взглядом прекрасных, умных глаз и четко выговаривая каждое слово, выпалила Форквут на одном дыхании, а затем подвела под сказанным логическую черту: – Мы уверены, что порученное тебе дело напрямую связано с событиями в Альмире, и надеемся, что ты послан воевать на нашей стороне, ведь иначе не было смысла тебя воскрешать, поскольку мы наверняка потерпим поражение в случае предательского невмешательства Легиона. Мы хотим знать, в чем смысл услышанного тобою Зова? Если ты пришел, чтобы поддержать нас, то мы спокойны. Другие морроны не станут противиться велению Зова, а, наоборот, поспешат тебе на помощь, и мы победим! Так в чем кроется смысл твоей миссии?!
В комнате воцарилась не просто тишина, а тягостное молчание. Аламез не знал, что сказать, и ему было неловко. Он вдруг почувствовал себя посланцем судьи, пришедшим в камеру огласить двум заключенным смертный приговор. В бесстрашных и бесстрастных с виду глазах вампиров на самом деле скрывалась мольба. Они хотели услышать положительный ответ, подтверждение своей догадки, основанной отнюдь не на слухах или пустых домыслах, а на знании фактов об Одиннадцатом Легионе и, как это ни странно, о его собственной жизни. Дарк мог потянуть время, мог уйти от прямого ответа, оставив двум затравленным, загнанным в угол вампирам и их, скорее всего, немногочисленным соратникам надежду, но, будучи честен во всем, он не нашел в себе силы врать. Он решил сказать двум обреченным правду, хотя она и могла стоить ему самому жизни.
– Кое в чем ты права, – начал издалека моррон, не решаясь сразу озвучить убийственную новость. – Я действительно Дарк Аламез и действительно лишь недавно воскрес. Позволь спросить, как вы узнали об этом?
Вампиры переглянулись, после чего слово взял Тальберт:
– Видишь ли, хоть между нами, вампирами, и вами, морронами, давняя вражда по весьма понятным причинам, но порой мы объединяем усилия против общих врагов. У каждого моррона, насколько я знаю, есть право на личное мнение и право действовать по собственному усмотрению, пусть даже его точку зрения и образ действий не разделяют остальные легионеры. У нас же есть кланы, и слово Лорда – закон для всех его членов. В прошлом бывало так, что некоторые морроны, руководствуясь исключительно своими причинами и соображениями, помогали нам отстаивать интересы нашего клана. До недавнего времени, к примеру, мы очень мило общались с Мартином Гентаром и с некоторыми другими морронами. Они поведали нам историю о падении Великой Кодвусийской Стены, с их слов мы узнали и о тебе.
Вампир изъяснялся чересчур осторожно и слишком витиевато. Дарк не мог отделаться от ощущения, что хоть ему и говорят правду, но в то же время что-то важное скрывают. По крайней мере, Дарка очень насторожило, что Тальберт избегает называть имена остальных морронов, а ссылается лишь на Гентара. Наверное, на то имелись причины, о которых, по мнению альмирских кровососов, Дарк пока не должен знать.
– А это «недавнее время» когда было? Сколько месяцев или лет с тех пор прошло? – поинтересовался Дарк.
– Примерно лет десять назад наши отношения с Мартином стали, как это получше сказать, не враждебными, но весьма прохладными, – уточнила Форквут. – Он был очень расстроен, что мы оказали