Поистине смехотворным становится зрелище, когда полубезграмотные газетчики, впадая в тон доброго папаши, пытаются обратить нас на путь истинный или разглагольствуют о художественном темпераменте.
Очень приятно отыскать в творении какого-нибудь Петра Зудотешина безграмотность и указать ее автору.
Удивительно радостно убеждать бездарного графомана в никчемности его бессмысленного труда.
Но иногда лишают критика и этих удовольствий!
Как критиковать автора, заранее оговорившего и безграмотность своей книги, и ее ничтожность?..
Перед глазами — странная книга:
«Садок судей. Часть 2-ая».
Сборник новых произведений модных ныне братьев Бурлюков и компании.
В предисловии читаем:
«Мы отрицаем правописание».
«Мы расшатали синтаксис».
«Ненужность и бессмысленность воспеты нами».
«Мы новые люди новой жизни».
А содержание до того сумбурно, что приходится отказаться от мысли дать ему связную критическую оценку…
В заключение — вопрос.
Чего ради сочиняется все сие?
«Славу мы презираем», — говорится в предисловии.
О, если бы это было так!
Тогда никакой гармонии «Садок» не нарушил бы: слава тоже презирает его.
Вспоминаются иные времена.
Лет семь тому назад поэт Ив. Рукавишников так же «безумствовал», порождая пародии на себя…
А теперь Рукавишников печатает отменно старые романсы в толстых журналах, куда он вошел с «громким» именем.
В свое время В. Брюсов писал лиловые опусы о бледных ногах…
А теперь Брюсов ведет беллетристический отдел в основательнейшей «Русской Мысли» положительнейшего П. Б. Струве.
И нынешние «новые люди…»
У Ник. Бурлюка были уже хорошие стихи.
Талант здесь виден. У Давида Бурлюка, сейчас поражающего Петербург нелепыми примитивными картинами, уже лет двенадцать тому назад, когда он еще находился в Симбирске, имелись настоящие картины…
Пройдет лет пять.
«Новаторы» появятся в солидных изданиях, где не расшатывают синтаксиса и не воспевают бессмыслицы…
Все хорошо, что хорошо кончается!
Читатель не будет удивлен новым именем: известность имени уже создана ведь крикливым кривляньем!
А критика?
Положение обязывает.
Она в один голос превознесет его, героя, ибо… надо же приветствовать возврат от нелепых новаторств на путь истинной литературы.
Критика — что публика: она не любит быть одураченной.
Она любит думать, что «перелом» в писателе совершился по ее настоянию.
Хорошо на время побыть новыми людьми.
Старая истина!
«Бросить Пушкина, Толстого, Достоевского и пр. с Парохода Современности…»
«Парфюмерный блуд Бальмонта…» «Бумажные латы воина Брюсова…» «Грязная слизь книг Леонида Андреева…»
«Только мы — лицо нашего Времени…»
Кто же, однако, эти горделивые мы? Два Бурлюка, Лившиц, Крученых, Хлебников, Маяковский, Кандинский…
Чем нагрузили эти гении Пароход современности? Что дает им право с такою легкостью выбрасывать как мертвый груз своих великих соотечественников?
Полны нежных и лучистых образов певучие стихи Б. Лившица… но, ах, разве это не стихи Александра Блока?
Д. Д. Бурлюк — разве не имеет предшественников… Зачем имена? Enfant terrible'м «пощечников» (в каждой группе ведь должен быть таковой в роли квасной «изюминки») является А. Крученых. По-видимому — насколько можно судить по его произведениям — это молодой поэт, претендующий на роль «крайнего левого» везде, где бы он ни появился. А. Крученых — бесспорно плодовит, энергичен, неистощим в
