И совесть укорно твердила: Погибли с ним,И Вы, и вскрывший письмо судьбы!Галлюцинация! Раскаянье из сердца выплеснемПрямо в морду земли, вставшей на дыбыСдернуть, скажите, сплин с кого?Кому обещать гаерства, лекарства и царства?Надев на ногу сапог полуострова Аппенинского,Прошагаем к иррациональности Марса.
«Болтливые моторы пробормотали быстро…»
Болтливые моторы пробормотали быстро и наОпущенную челюсть трамвая, прогрохотавшую по глянцу торца,Попался шум несуразный, однобокий, неуклюже-выстроенный,И вечер взглянул хитрее, чем глаз мертвеца.Раскрывались, как раны, рамы и двери электро, иОттуда сочились гнойные массы изабелловых дам;Разогревали душу газетными сенсациями некоторые,А другие спрягали любовь по всем падежам и родам.А когда город начал крениться на-бок иПобежал по крышам обваливающихся домов,Когда фонари сервировали газовые яблокиНад компотом прокисших зевот и слов,Когда я увлекся этим бешеным макао, самПодтасовывая факты крапленых колод, —Над чавкающим, переживающим мгновения хаосом,Вы возникли, проливая из сердца йод.
Константин Большаков
На улице
IПанели любовно ветер вытер,Скосив удивленные глаза.Лебеди облаков из витрин кондитерскойВ трепете, как однокрылая стрекоза.И нас обоих рукой коромысла,Смеясь, сравняли мясные весы,И кто-то стрелки за циферблат выслал,Ломал траурные палочки-часы.Лебеди-облака в хмуром трепетеШепотом кутались в тысячи позИ вся улица смотрела, как Вы прицепитеК моим губам Ваши губы из роз.IIАх, остановите! Все валится,В сердце рушится за небоскребом небоскреб.Ах, уберите! ОригинальностиРозовую мордочку спрячьте в гробь.Снега, как из влажной перины,Запушили фонарную яркость…Слушайте! Кажется! Вальс старинныйСейчас прогуляется по Луна-Парку.Ах остановите! Все валится,И остатки расшатала тренога.Я фонарным золотом и снегом залит сам,И мои веки белыми пальцами снег перетрогал.Ах, не много, не много, не многоМинут дайте выпить оригинальности,Ведь мои веки белыми пальцами пальцами снег перетрогал,
