неудовлетворительной. Талантливый оратор совершенно особенно относился к слову, которое интересовало его только как орудие риторики, как средство для передачи длинных тирад и форма выражения своей безостановочной речи. Он никогда не придерживался текста, равно как и публично данных обещаний и подписанных договоров.
«Понимание ценности и значения книги для формирования духа и мировоззрения было ему совершенно чуждо», — писал Макс Домарус.[1] Псевдорелигиозное движение национального социализма обходилось без своего святого писания. Гитлер не верил в «ценность немецкого евангелического книжного образования» и не был приверженцем германской книжной культуры. По мнению Фридриха Хеера, фюрер следовал в своей пропаганде старым рецептам времен эпохи барокко и контрреформации, с которыми ознакомился на родине еще в юности.[2]
Протестантской книжной культуре, основанной на Библии Лютера и назидательных трактатах, Габсбурги противопоставили иезуитское искусство театральности, помпезные процессии, впечатляюще роскошные барочные здания, прекрасные церкви и монастыри, колонны в честь Святой Марии на рыночных площадях, столбики с распятием на каждом перекрестке, шумные ярмарки с праздничной музыкой и проповедниками в ярких одеждах. Пропаганда Гитлера была рассчитана не на критически настроенного читателя, она предназначалась для восхищенного обывателя, которого пленяли роскошь представления, гремящая музыка марша и грубая сила полувоенной формы.
Гитлер восхищался демагогами и презирал теоретиков. Он открыто заявлял: «Я не верю, что французская революция выросла из философских теорий». Точно так же обстояло дело и с октябрьской революцией; русских воодушевили не книги Карла Маркса, а тысячи агитаторов, «наполненная ненавистью деятельность бесчисленных больших и малых апостолов».
Гитлер был весьма странным теоретиком. Он презирал теорию, и вместе с тем его политика в известной степени являлась продуктом его мировоззрения, которое, однако, было равно удалено от реальности, логики и разума. Его фанатичная борьба против мнимого всемирного еврейского заговора стала идеологической конструкцией, которой не хватало основы в виде конкретных исторических событий. Утрата чувства реальности была очень велика, как это случается с психотиками. И как действия психотика зависят от его элементарных влечений, так политика зависела от данной основы.[3]
За преступлениями Адольфа Гитлера стояли не высокие идеалы, а чисто эгоистические побуждения. Благодаря насильственным толчкам, которыми он в течение короткого времени высвобождал свои пагубные страсти, он «психологически эксплуатировал страх, эгоизм, необразованность, ненависть к иностранцам, агрессию, алчность, обострение энергии разрушения».[4] Базис в виде корыстолюбия и темные импульсы оказались связанными с хлипкой надстройкой из беспорядочных идей. Его память подобно губке впитывала это из всех возможных источников. Не имеет особого значения, откуда именно происходят отдельные составные части его мировоззрения. Свой отпечаток наложило австрийское католическое воспитание, многое было заимствовано из школьных учебников, бульварных газет, книжек и брошюр, фальсифицированных «Протоколов сионских мудрецов», кое-что стало плодом собственных наблюдений за окружающим миром. Большая часть его экономических идей была почерпнута из лекций Готфрида Федера о ликвидации «процентного рабства», которые он прослушал на курсах агитаторов, организованных баварской армией. Позднее он написал в «Майн кампф»: «После того как я прослушал первый доклад Федера, мне сразу же пришла в голову мысль, что теперь должен быть найден путь к одной из главных предпосылок для основания новой партии».
Его картина мира была похожа на лоскутное одеяло. Гитлер некритически включал в свое мировоззрение все, что на данный момент соответствовало его склонностям и желаниям. Причем спокойные взвешенные суждения не имели ни малейшего шанса стать составной частью этой мешанины. В его мыслях и действиях все было построено на голом насилии. Адольф Гитлер воздействовал на свою публику, апеллируя не просто к остаткам архаизма, но к полностью деградировавшим атавизмам. Он открыто проповедовал возврат к диким проявлениям нецивилизованных страстей.
Постановки, срежиссированные Гитлером, были наполнены сценами насилия, уличными потасовками, плебейством и руганью. Зло зачаровывало: жестокое угнетение, пытки в подвалах гестапо и пылающие синагоги были не просто побочным эффектом «коричневой» диктатуры, именно в них заключалась истинная суть господства нацистов. Все знали, что существуют концентрационные лагеря, поскольку об этом не без злорадства писали газеты. И вряд ли у кого-либо возникали сомнения, как там обращались с противниками нацизма.
Также нет никаких сомнений о том, что вместе с Гитлером к власти пришли отбросы немецкого общества. Уже во время «марша на Фельдхеррнхалле» за хрупким фасадом героизма весьма отчетливо показалось алчное рыло плебса. Участники этого героического марша прихватили с собой из пивной «Бюргербройкеллер» 134 столовых прибора.[5]
Всем должно было быть ясно, что «коричневые» господа, пришедшие к власти, обладали интеллектом плохо развитого ребенка. Тем не менее самые убедительные предупреждения относительно того, чем и кем является Гитлер, не были услышаны. Еще осенью 1932 года Курт Шумахер буквально кричал: «Национал- социализм является проявлением всего самого скотского в человечестве». Однако это пророческое предупреждение из лагеря правых осталось гласом, вопиющем в пустыне. Незадолго перед тем, как назначить Адольфа Гитлера рейхсканцлером, рейхспрезидент фон Гинденбург получил письмо от своего соратника по первой мировой войне Эриха фон Люден-дорфа, вместе с которым осенью 1914 года разгромил русских при Танненберге в Восточной Пруссии и спас кайзеровскую Германию: «Я торжественно предрекаю вам, что этот безумный человек столкнет наш рейх в пропасть и доставит непостижимые бедствия нашему народу. Если вы сделаете это, то потомки будут плевать на вашу могилу». Правда, законченный антисемит Людендорф предостерегал рейхспрезидента от Гитлера прежде всего потому, что считал фюрера марионеткой евреев.
Исследование повседневной жизни показало, что, по всей видимости, людям казалось нормальным, что их жизнью управляли, это им нравилось и это было освещено нацистской идеологией. Если кого-то и раздражала жестокость нацистов, то это чувство было притуплено. Гитлер с трибуны в рейхстаге открыто заявил об убийстве своего соратника и мнимого изменника Рема. Протестов не последовало.
Вне всякого сомнения, Гитлер был преступником, и третий рейх являлся не чем иным, как безумным и бесполезным мероприятием. Все это было ясно современникам, что отличает их от некоторых более поздних исследователей. По мнению Алана Буллока, Адольф Гитлер смог прийти к власти, только скрыв свою расовую доктрину. Но уже в 1940 году один из ранних исследователей Гитлера назвал его «плохо маскирующимся бандитом».[6]
Для большинства нацистских руководителей национал-социализм был «прежде всего инструментом захвата и удержания силы», исходя из чего Геринг честно признался перед судом в Нюрнберге, что учение Гитлера было «идеологическим хламом».[7]
Даже такие заинтересованные в идеологии деятели, как Розенберг и Геббельс, должны были вскоре признать, что вступили в партию, целью которой является борьба за власть, а не обсуждение пунктов программы. Воспитание молодежи было направлено именно в данное русло. Как писал Мартин Брозцат, «создаваемая гитлерюгендом молодежная культура воспитывала не только умственную дисциплину и моральную чуткость, определяя коллективный жизненный опыт, характер подростка, закаливая и подготавливая к службе в армии его тело, но также развивала в детях поразительную жестокость».[8]
Национал-социалистический принцип фюрерства предоставлял каждому, кто занимал должность, большое поле деятельности. В государстве действовал закон джунглей: должности занимались в полном соответствии с теорией естественного отбора Чарльза Дарвина, степень близости к фюреру определялась способностью к выживанию. Данный способ отбора элиты «развивал во власть предержащих не только неслыханную энергию, но и невиданную жестокость».
Исследование государственной системы, созданной Гитлером, построенное только на изучении документов, не сможет в полной мере отразить истинные побуждения и причины тех или иных действий нацистского руководства. Как правило, в документах отношения между руководителями третьего рейха предстают намного более нормальными, разумными и рациональными, чем они были на самом деле.
Тем не менее сохранились документы, которые раскрывают все первобытные инстинкты нацистской элиты. Преследование евреев проходило полностью открыто, если исключить тот факт, что лишь немногие знали, что все заканчивается газовой камерой. Депортация евреев осуществлялась у всех на глазах.
