их на ребро соседней шконки (т.е. почти что мне на голову); а кто–нибудь при этом еще обязательно стоит внизу, в проходняке, полностью блокируя возможность войти или выйти. Основной темой разговоров и собственно прихода сторонних посетителей являются наколки, делаемые всем желающим моим новым соседом сверху, а основным занятием – регулярное (по многу раз в день) “заваривание” и коллективное питье чифира.

Местная зоновская врачиха обещала матери в пятницу что сегодня (в понедельник) вызовет меня за лекарствами, матерью привезенными, в т.ч. и за сукразитом. Жду, но чрезвычайно сомневаюсь в этом с самого начала, как узнал, с пятницы.

2.9.08. 9–45

Со вчерашнего дня мать в истерике: вчера дозвонилась Русинову, зам. начальника ИК–4 по воспитанию и кадрам, и на ее вопрос: “Как наши дела?” – он сказал (не дословно, но смысл такой): не надо было ничего писать; если он будет сидеть тихо и смирно, то в следующий раз и судья, и ФСБ его отпустят (по УДО). Писать – это, видимо, о дневнике, который забрали при шмоне в конце мая. Больше им в руки ничего не попадало.

Мать оценила это как признание, что в этот раз (суд должен быть где–то уже на днях) меня не отпустят, и стала биться в истерике, как обычно. Заодно – она приняла (тоже как обычно) фразу Русинова за чистую монету – мол, если не буду ничего писать и публиковать, то и впрямь отпустят в следующий раз – где–то в марте 2009. Наивная...

Ценно также открытое признание роли ФСБ в вопросе о моем УДО, – впервые за все пребывание здесь, особенно после того, как Большаков, полковник УФСИНа из Нижнего, врал мне в глаза в июне месяце, что ФСБ ко мне тут интереса не проявляет.

Вообще, из всего этого разговора можно было бы сделать этакую мини–сенсацию, опубликовав его: наглядное доказательство того, что Система заранее по своему произволу решает судьбы политзэков, а их жалкий лепет: “решает суд, от нас ничего не зависит” – является чистейшим враньем. Тем более, что сам Русинов просил, чтобы разговор остался “между нами”, и сказал, что говорит только матери, а если б ему позвонила некая “Иванова” (видимо, собирательный абстрактный образ), – он бы ей ничего не сказал. Но мать в своем наивном страхе за меня не хочет и слышать о публикации, боится нарушить просьбу “хорошего” и “честного” Русинова.

Как они все легко попадаются на этот крючок, – люди, прожившие всю жизнь в Совке и никогда лицом к лицу не сталкивавшиеся с Системой! Как легко они заглатывают эту наживку, попадаются в эту ловушку для простаков: посадили – и сиди тихо–смирно, чтобы только досрочно выпустили! И даже предположить не могут заранее такого коварства: ты послушно просидишь тихо–смирно – до самого конца! Никто тебя раньше не освободит, но в век, когда есть сотовая связь, интернет и пр., когда голос узника доносится даже из тюрьмы и зоны – наивная надежда освободиться раньше будет самой надежной затычкой, которую ты сам же, добровольно, вставишь себе в рот!.. Так же, как и – у многих – надежда получить меньше, признав вину и покаявшись на суде.

А врачиха вчера не вызвала, конечно, и не подумала. Вот так им верить, даже в мелочах...

12–27

Проверка. Оглядываюсь вокруг. Все вы – тупая мразь, быдло и нечисть! Всех вас я сжег бы в печах, не задумываясь, одним махом, всю вашу толпу!..

14–38

Это быдло и чернь, вроде того мужичка, что мне стирает, – холопы, праправнуки крепостных. С ними не разговоры разговаривать, а – в старину (русскую старину, столь любимую русскими) их просто–напросто пороли бы на конюшне.

4.9.08. 6–32

Жесточайшая гомофобия и антисемитизм – вот подлинное лицо этого народа. Пещерное, варварское, преступное лицо, – и за это он, конечно, подлежит суровой каре. Если б только кто видел и слышал, какому издевательству, глумлению и насилию подвергаются тут несчастные “обиженные”, не считаемые этим быдлом вообще за людей! Существование “пидоров” всеми признано, впитано с молоком матери и не подвергается даже малейшему сомнению.

8–58

Четверг, “режимный день”, начался сегодня весело. На зарядке “мусора” до нас не дошли (только 12–й и 5–й бараки, первые по “продолу”, судя по крикам стремщиков). Но пока стояли на улице, ожидая (кстати, дольше обычного) похода на завтрак, – вдруг на “продоле” появились 3 “мусора”. Мы уже двинулись, они повстречались с зэковской толпой, прошли дальше – и, оглядываясь, можно было увидеть, что зашли как раз к нам, на 13–й. Когда вернулись с завтрака – они все еще были здесь, очень усердно шарили в каптерке (где, как им, конечно, хорошо известно от стукачей, блатные прячут телефоны). Пошарили там, вышли, пошли куда–то – в “культяшку” или на “кухню”, но, слава богу, не в нашу секцию, так что можно было достать “заточку” (нож) и позавтракать. Потом, наконец, ушли. Но день только начался, – скорее всего, это еще не последние “веселые” приключения на сегодня...

5.9.08. 8–57

До чего же омерзительны здесь блатные, какими словами это описать!.. Наглые, тупые, самоуверенные скоты... Один – вроде бы так ничего с виду, чисто внешне, – но я внимательно посмотрел на него недавно, когда он сидел на корточках, ожидая очереди в ларек. “Жаба!” –подумалось мне. Другой – длинный и тощий, – если бы у вшей, которых тут постоянно ловят, можно было бы разглядеть “лицо”, оно в точности было бы лицом этого блатного... Третий – и по интеллекту, и по внешнему виду, и по манерам, – совершеннейшая обезьяна, шимпанзе или горилла. Человеком это назвать решительно невозможно. И из–за этой гориллы, на целые вечера забирающей себе “трубу”, моя мать, часами дозваниваясь, так и не может дозвониться (например, вчера вечером была такая история, и уже не 1–й раз).

13–35

Нет, чтобы СТОЛЬКО быдла и мрази сразу, – это же с ума сойти!!.

22–05

“За положение в лагере” они, видишь ли, беспокоятся, эти блатные твари!.. Падаль несчастная, самозванные командиры–начальнички... Выговаривали мне сегодня на своей “кухне”. А письма, значит, не дошли... Ужасно жалко и обидно, но это еще не смертельная потеря, все поправимо. А “забота о положении в лагере” у этих блатных мразей заключается в том, чтобы всегда ползать перед “мусорами” на брюхе, стелиться ниц, называть по имени–отчеству и чуть ли не ноги им целовать. И упаси тебя бог хотя бы задуматься о сопротивлении, об отношениях с “мусорами” наравне и с позиции силы...

6.9.08. 8–05

Эта зона, этот барак – просто–напросто клоака нечистот, разбойничий вертеп, где издеваются и глумятся над людьми (?), как хотят. Причем не только “мусора”, но больше их – блатные, а также эти твари и быдляки – сами друг над другом, более сильные над более слабыми.

7.9.08. 9–39

Воскресенье. Пустой день. Осталось сидеть ровно 132 недели.

Вчера вызвали к нарядчику, вручили – даже не повестку, а – постановление судьи Тоншаевского суда о рассмотрении моего ходатайства об УДО 11 сентября. Итак, дата назначена. Но результат, увы, известен заранее...

Блатные подонки (с подачи все того же шимпанзе) изобрели новый вид глумления над несчастными “обиженными” (“пидорами”, как они выражаются). Вечером, перед проверкой нескольких из них (не блатных, разумеется, а работяг) выстраивают во дворе (в “локалке”) и заставляют плясать (или, точнее, приплясывать) под музыку, и без того целый день гремящую из динамика, специально вывешиваемого блатными на улицу. Бедолаги вынуждены “плясать”, деваться им некуда – пляшут, а мысль о коллективном сопротивлении подонкам им даже не приходит в голову.

Тупое животное, на которое я понадеялся со стиркой и которое теперь пьет чай и курит практически полностью за мой счет, – то ли оно издевается, то ли еще что, не пойму. Изначально уговор был – ВСЕ вещи не только стирать, но и гладить (только ради защиты от появления вшей). Но эта мразь все последнее время почему–то не только не желает гладить мне трусы, – но даже и снять их с трубы на улице, где они сохнут. Спрашиваю, почему, – мол, они еще не высохли. Пойди, говорит, сними их сам. Стесняется, что ли, что увидят его стирающим и гладящим мне трусы?.. Сейчас вышел, пощупал их – уже вполне сухие, висят

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату