Диалог в трясине.Одноактная пьеса

понять тебя. Ты никогда не знал того, о ком говоришь.

Он не был тебе другом, ведь ты назвал его бедным. И врагом тебе он не был, ведь ты не жалуешься на обиды.

Сир Лоран. Я болен. Но я не хочу, чтобы говорили, будто Бог не дал сердца тому, чье сердце так страдало. И все еще страдает. Я не прощаю его и знаю — он великий грешник. Но даже с ним не должно мне быть вероломным и более суровым, чем с другими.

Брат Кандид. Молчание, монсеньер! Ведь женщины правы, и нет уверенности в том, что вы действительно знаете этого человека.

Служанки. Вот наша Госпожа!

Сцена III

Сир Лоран, брат Кандид, служанки, Пия.

Пия. Сеньоры… А, это нищие… Но где ж сума для подаяний?

Первая служанка. Нет, это не нищие. Они не бегут к вам, не говорят о том, как вы прекрасны.

Пия. Так это не паломники любви? Значит, это монахи, они не смеют глядеть на женщин, страшась полюбить их больше, чем должно любить Бога.

Вторая служанка. Старший, верно, священник, он говорит мудрено.

Первая служанка. А молоденький, должно быть, из тех фальшивых монашков, что бродят, надевши рясу, по дорогам и соблазняют девушек.

Вторая служанка. А если молодой и вправду монах, давай попросим его благословить нас. Мне это нужно, я грешница.

Брат Кандид. Мать, вам много лет, живете вы в пустыне среди болот, заботитесь о юной даме. Так в чем ваш грех?

Вторая служанка. Благословите на добрые дела, что я творю, страшась Преисподней.

Сир Лоран. Зачем же их еще творить, старуха?

Брат Кандид. Ради любви.

Сир Лоран. Нет, только не это слово! Не это непристойное слово, за ним всегда кроется любовь к самим себе. Не говорите же, что меня привела сюда любовь, ведь это был бы грех.

Первая служанка. Они бранятся?.. Конечно, это нищие. Отведу я их, пожалуй, на кухню.

Пия. Нет… Нет… С нищими нужна осторожность… Нищие часто так много знают… Они, как Бог, всегда ожидают у двери. Нужно, чтобы я была добра с ними, иначе, вернувшись в Сиену, они станут говорить о нас дурное.

Сир Лоран. Что плохого можно сказать о вас, юная дама?

Пия. Нельзя, чтобы узнали, как я счастлива здесь.

Брат Кандид. Зачем вы скрываете ваше счастье? Зачем прячете вашу красоту? Наше счастье — лучшая хвала Господу.

Сир Лоран. Пия…

Служанки. Берегитесь, госпожа, он знает ваше имя. Это соглядатай хозяина.

Сир Лоран. Моя Пия…

Служанки. Иисусе! Это наш хозяин!

Сир Лоран. Моя Пия… Не понимаю… Вы говорите, что были счастливы… Если так, то вы святая. Я не был счастлив и, думая, что счастье — удел святых, сам решил сделаться святым. Есть, без сомнения, доля эгоизма в желании быть добрым, ведь добрыми быть много проще… Но люди не знают этого… Конечно, я не падал на колени, как теперь перед вами, но сейчас я так устал, а смирение так успокаивает…

Я был суров с вами, Пия. Ваша ошибка длилась мгновение, а я покарал вас так, словно она всегда была вашей, как ваша кровь и сердце. Пусть даже так, Пия, но я понимаю теперь, что не должен был вас наказывать.

Я оставил с вами только старух, отнял даже Симону, вашу любимую служанку. Она была красива, а ее имя могло напомнить вам о Симоне. Помню, у нее были те же глаза, что у него, и тот же ангел-хранитель. Я разлучил вас с нею. Я боялся. Это было мучительно, хотя, знаю, другие не находят в этом ничего страшного. Я оставил вам лишь два-три платья, самых старых. В них вы казались жалкой. Я лишил вас украшений, но у вас оставались ваши глаза. И я велел вырвать розы. Отняв розы, я отнял у вас будущее, но я не мог отнять прошлого, воспоминаний о том вечере, когда вы, нагая, среди роз… Я не смог лишить вас прошлого и потому понапрасну отнял все остальное.

Моя Пия, простите меня.

Пия. Это не мой муж. Это, наверное, призрак. А я боюсь призраков.

Сир Лоран (поднимаясь с кален). Супруг ваш умер, я говорил об этом служанкам. Я больше не живу. Я продал все мое добро, а вы знаете, как велико оно было. Оставил власть, которой никогда не был достоин, быть может, потому что слишком ценил ее. Я отказался от всего. А сейчас едва не отказался от себя самого… (О, эта гордыня, что вновь растет во мне, гордыня смирения!) Наступит вечер, и я пойду по дороге, что ведет к обители в Ассизи. Там я хочу умереть, на голой земле, укрывшись рясой. И когда мало-помалу истлеет плоть, я останусь совсем нагим.

Служанки (падая на колени). Молитесь за нас, хозяин, у могилы Блаженного.

Сир Лоран. Вы помните, быть может, Пия, я старался быть справедливым. Должно быть, Господь равно снисходителен к тем, кто всю жизнь несет тяжкий груз суровых обязанностей, и к тем, кто уклоняется от них. Без колебаний я выбирал труднейший путь. Он казался мне самым верным. Но никогда не должно упрекать человека в самоограничении, он один знает, до чего может дойти, оказавшись свободным. Поверьте, Пия, я мстил вам не из ревности. То не ревность была и не месть. Я, видевший в вас только свою воспитанницу, не мог поступать как те, кто знает все наслаждения плоти. Пия, я разгневался. Из ревности я не наказал бы вас так сильно: я до дрожи боялся быть несправедливым. Нет, убежденный в своей правоте, я уничтожил вас. Годы я спал спокойно. Я выбросил из памяти ваш образ, как выбрасывают золотую монету, окажись она фальшивой. Вы нанесли мне ущерб, это все. Но однажды в церковном дворе, в час, когда там собираются убогие, я встретил девушку.

Брат Кандид. Не открывайте тайны той женщины, сир Лоран. Вспомните, что сейчас она в Чистилище или на небесах.

Сир Лоран. Она не похожа на вас… Она была красивее… По крайней мере, ее красоту я видел лучше. И она была ученой. Умела читать. Но теперь я вижу, ее глаза похожи на ваши.

Женщина, которая отдает себя старику, словно подает милостыню. Она стала моей, потому что я был печален, как те, кто, состарившись, ощутили пустоту жизни. Но рядом с ней моя жизнь наполнилась… Обнаженная, она казалась одетой светом души, как другие женщины окутаны волосами. А ее улыбка… Она не скользила по лицу, как те рассеянные, случайные улыбки многих женщин. Нет, она расцветала в глубине ее души. И, однако, у нее были свои беды, она, как вы, страдала, Пия. Ее родные враждовали со мной. Они покарали ее за любовь ко мне… Простите мне эти слезы, Пия.

Пия. Я знала ее… Это наша соседка. Она носила белое платье с пелеринкой, вышитой жемчугом.

Сир Лоран. Платья не помню… Я виноват, что заговорил о ней… Но, может быть, я хотел видеть вас вновь, лишь для того чтобы говорить о ней. Не говорить об умерших значит смириться с их концом.

Пия. Соседка… Но я не помню, чтобы она была так уж красива.

Сир Лоран. Вряд ли она могла вас знать. Она никогда не говорила мне об этом… И только после ее смерти я вдруг стал думать о вас как о той, которую она мне оставила… Я ошибался, Пия,