— Э, нет! — воскликнул Лелло. — Раз уж начал, договаривай. Если не хочешь брать меня на твою виллочку, так прямо и скажи.
— При чем здесь это?
— При том!
— Я только хотел сказать, что там уже есть свет, и над дверью, и над воротами. Вот и все.
Лелло остановился, медленно повернулся к Массимо лицом:
— Но разве ты только что не говорил?… Разве ты мне сам не сказал перед этим, что с электроустановкой? Может, у тебя вообще нет никакой виллы!
Он покачал головой и истерически захохотал. Да так громко, что синьор Воллеро, который в этот момент вышел из переулка, вскинул глаза, испуганно вздрогнул и спрятался за углом.
— А ведь… а ведь я знал, я сразу догадался. Понимаешь, сразу.
Массимо прислонился к стене антикварной лавки и мрачно разглядывал тротуар.
— Что ты понял? — еле слышно спросил он.
— Все!!! — завопил Лелло. — Все!!!
Синьор Воллеро отпрянул назад. Вопль застиг его в тот самый миг, когда он высунулся, чтобы посмотреть, с кем спорит молодой человек в желтом свитерке. Он вновь поспешно спрятался за угол, так ничего и не разглядев. Он твердо решил дождаться, когда эти двое уйдут. Молодого человека он видел в кафе на пьяццетта. Но вот второй?… То, что они остановились как раз возле лавки антиквара, не сулило ему ничего хорошего. Он попытался хоть что-то уловить из слов молодого человека, который продолжал кричать как одержимый.
Кажется, приятель молодого человека (его компаньон?) утверждал прежде, что эта вещь (картина?) у него есть, а на самом деле ее у него и не было вовсе. И еще он говорил, что он у кого-то был (у антиквара? у обладателя частной коллекции?), а сам никуда не ездил. Похоже, компаньон надеялся, что молодой человек туда заглянет (проверить, есть ли у антиквара эта картина? не подделка ли это?). Между тем он (молодой человек) понял все с самого начала. Но у него было полно других дел (значит, его компаньон был искусствоведом или выдавал себя за такового), и ему было, в сущности, наплевать на эту картину. А потому привет, и мы вас больше знать не хотим. Но пусть он (бесчестный компаньон?) не думает, что будто обвел его вокруг пальца, — он сразу обо всем догадался!…
Тут вопли стали потише. Компаньон, видимо, даже и не пытался возражать, молчал. А может, он вообще взял и ушел?!
Нет, Массимо не ушел. Стоял, прислонившись к стене, и неотрывно смотрел на тротуар. Когда Лелло умолк, он на миг закрыл глаза.
— Нет, это не так, — сказал наконец Массимо еле слышным голосом.
— Что не так? — с надеждой в голосе спросил Лелло.
— Я хочу сказать, что вилла в Монферрато у меня есть и вчера я там был. Но ты угадал. И мне очень жаль.
Массимо говорил спокойно и отчужденно.
— Не понимаю, — пролепетал Лелло.
В первый момент он и в самом деле ничего не понял. Главное, подумал он, что Массимо сказал правду. Ну, а ссорились они и прежде. Раз Массимо побывал на вилле, значит…
— Ты угадал истинную причину, и мне очень жаль.
Ах вот оно что! Лелло отступил и покачнулся, как после сильного удара.
Мгновение он стоял неподвижно, потом повернулся и быстро пошел прочь, не разбирая дороги.
Когда синьор Воллеро, успокоенный тишиной, отважился выглянуть из-за угла, то увидел, что молодой человек уже приближается к пьяцца Коттоленго.
Второго (бесчестного компаньона) не было видно, должно быть, он давно уже ушел. Синьор Воллеро взглянул налево, потом направо — на перекрестке никого больше не было. Вот и чудесно, наконец-то путь свободен. Переходя на другую сторону, он подумал, что, если даже лавка еще закрыта, он сможет пока порыться среди самых больших картин, выставленных снаружи. Он подошел к лавке антиквара. Ага, вон изящная старинная рама, и, кажется, неплохо сохранившаяся.
Он обошел вокруг пирамиды картин и… застыл в изумлении.
Лелло не чувствовал ничего, кроме гула в ушах. Мысль работала ясно, он смотрел на происшедшее точно со стороны. Он по-прежнему шагал быстро, а куда — и сам не знал, лишь бы уйти подальше от того места.
Но, добравшись до пьяцца Коттоленго с ее павильонами и толпами покупателей, понял, что дальше идти не в силах. Не хватало мужества подойти к машине. Для этого ему надо было свернуть направо, как раз туда, где его уже должны ждать Анна Карла и американист Бонетто с этой Шейлой. Либо он мог вернуться назад, но тогда рисковал столкнуться с Массимо.
Впрочем, на это мне наплевать, подумал он. Теперь, когда между ними все кончено, история с Массимо показалась ему вдруг далекой, словно прошло уже много лет. Он не собирается убиваться из-за этого типа. Все обдумает, взвесит с беспристрастностью стороннего наблюдателя и решит… Его раздражали толпы покупателей, они мешали ему сосредоточиться и спокойно во всем разобраться. Он поднял глаза и посмотрел на затянутое тучами небо и на два серых здания приюта «Коттоленго» прямо перед собой. Прекрасно, что все прояснилось, — по крайней мере он знает теперь, что между ними все кончено, и навсегда. Он постарается забыть об этом и больше уже не вспоминать.
Сбоку от зданий приюта высокие железные ворота бывшей фабрики, превращенной в склад, были открыты, и дальше за ними виднелся темный проход. На одной из стен еще можно было разобрать надпись:
«Балун, переработка промышленного и железного лома».
Лелло был здесь однажды и помнил, что за темным проходом есть большая открытая площадка. Там стоит совсем уже развалившаяся мебель, пришедшие в негодность холодильники, прогнившие магазинные прилавки, разбитые полки и шкафы, а под металлическим навесом громоздятся ящики всевозможных размеров.
Все это предназначалось на слом, а пока любой мог войти и купить что-либо за бесценок.
Лелло вошел туда. К воротам была пристроена стеклянная будка. В ней сидел колченогий старик и что-то ел из миски. Чуть дальше семья южан вполголоса обсуждала, стоит ли купить готовую обрушиться пирамиду кухонной мебели. Другие покупатели рассматривали кресла и дырявые диваны.
Но во внутреннем дворе, который оканчивался металлической решеткой, было тихо и безлюдно. Лелло углубился в узкий проход между двумя рядами разбитых шкафов, покрутился на узком пятачке, заставленном канцелярскими столами, и пошел дальше наугад, следуя всем извивам и внезапным поворотам этой тропинки в лесу всякого хлама.
Шел он медленно, ни о чем не думал. Остановился и стал бесцельно рассматривать прожилки и узелки в стенке шкафа. Я же собирался обдумать наши отношения с Массимо, напомнил он самому себе. Если я хочу обрести душевный покой, то должен вновь и вновь повторять себе одно и то же: с Массимо покончено навсегда. И окончательно с этим примириться.
Он пошел дальше, попытался сосредоточиться, но мысли разбегались… На память приходили только несущественные подробности. К примеру, записка, которую он оставил в дверях и которую Массимо даже не прочел. Лекция Бонетто вчера вечером, мучительный разговор с Анной Карлой.
«А ведь я решила, что уже наступило лето».
«Да. Но в Турине обычно…»
Он отвлекся на миг от грустных мыслей и посмотрел на мальчишку в комбинезоне, который внезапно вынырнул из-за угла. Мальчишка сверился с листом бумаги и пошел вдоль поставленных друг на друга комодов, помечая некоторые из них мелом. Место было, оказывается, не такое уж безлюдное. Кто-то шел по соседней дорожке, а немного впереди пожилая супружеская пара что-то обмеряла. У самой изгороди ему встретилась супружеская чета помоложе с маленькой девочкой. Возвращаясь назад, он увидел высокого парня, потом женщину в траурном платье, которая, нагнувшись, ощупывала полки холодильника. Мужчина,
