свидетельствуют против него — Бонетто это отлично понимал. Выглядело это так, словно он с самого начала решил отрицать все подряд. А когда полицейский перейдет к настоящему допросу, к сути дела, он окажется в положении человека…
Дверь кабинета с грохотом распахнулась, из кухни на них пахнуло запахом кофе, и в дверях появилась Шейла, сто шестьдесят фунтов нагого женского мяса.
— Кофе… — голосом глашатая объявила она и запнулась, увидев комиссара. Воскликнула: — Ох! — Весело засмеялась, сказала: — Чао! — и не спеша отступила в кухню.
Совершенно голая!
Американист Бонетто зажмурился, чтобы не смотреть на первого свидетеля своей погибели. Потому что чертова сучка (оказалось к тому же, что она вовсе не из Бостона, а из Орегона) окончательно его погубила, в этом нет никакого сомнения. Мать всегда ему говорила: «Жену и вола выбирай из своего села». У этой шлюхи нет никакого стыда, ей даже в голову не приходит, в какое положение она его поставила.
Все, теперь он пропал! На эту пикантную новость все репортеры набросятся с жадностью: «Известный американист арестован вместе с нагой блондинкой…», «Профессор, подозреваемый в убийстве, занимался американской анатомией». Его самым вульгарным образом пригвоздят к позорному столбу или линчуют. В один день погибнут плоды его многолетних трудов.
Полицейский поднялся. Это конец! Бонетто подумал, что надо бы оставить записку родным. Да, но что им написать?
— Еще раз, профессор, простите за беспокойство…
— Что? — вздрогнув, пролепетал американист Бонетто.
— Вы, очевидно, думаете, что я мог бы вас и не тревожить по таким пустякам, но мы должны проверить даже малейшие подробности…
Он направился к двери. Значит, он собирается уйти, уходит?!
— О, что вы, что вы! — воскликнул Бонетто. Собственный голос показался ему оглушительным, словно близкий пушечный залп. — О, что вы! — повторил он. — Для меня это было удовольствием. Большим удовольствием!
Нет, у него слишком неуемное воображение. Отсюда и все его беды. Он засмеялся над собственными страхами еще и для того, чтобы этот фараон не заподозрил, что он испугался чуть не до обморока. Даже с небрежным видом поинтересовался, известно ли полиции, кто все-таки убил Гарроне, а если нет, то на кого падает подозрение, найдены ли какие-нибудь улики и в каком направлении ведется расследование. Он держал себя очень непринужденно — cool. Бедный Гарроне, он бы весьма удивился, узнав, что с ним так жестоко расправились. Ему Гарроне всегда казался типом безобидным, хотя и своеобразным. В каком смысле своеобразным? Ну, он был в известной мере прихлебателем, дармоедом, если хотите, даже паразитом. Но вот в изобретательности ему нельзя было отказать, хотя, конечно, это ему не принесло больших выгод. Словом, не в обиду мертвецу будь сказано, он был типичным «катива лавандера». Что означает на диалекте «катива лавандера»? (Боже, эти кукурузники — непроходимые невежды!) Бонетто, отчеканивая каждое слово, процитировал фараону пословицу и объяснил ее смысл.
— Катива лавандера, да? — странным голосом повторил фараон, еще более странно взглянув на американиста. Выражение лица у него стало прямо-таки зверское.
Нервные люди эти южане, импульсивные и переменчивые. Только что извинялся за беспокойство, вежливо прощался, а тут вдруг выскользнул за дверь, даже не протянув руки, и, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки, помчался вниз по лестнице. Поди их пойми, этих кукурузников!
Тогда все получит свое объяснение, или почти все, еще не веря своей удаче, думал Сантамария, пока такси везло его в префектуру. Если эта пословица — первое звено цепи, тогда пусть с трудом, но все же удастся, очевидно, отыскать и остальные звенья. Тогда исступленный крик Гарроне матери, когда он спускался по лестнице, «золотой телефон», показания старого адвоката Арлорио, замечание Гарроне о картине «Даная», щедрые чаевые, которые он оставил официанткам в ресторанчике, — логичные звенья одной цепи. Одно вполне увязывается с другим. Теперь Сантамария был уверен, почти уверен, что напал на верный след. Даже пояснения монсиньора Пассалакуа приобретали особую значимость, высвечивая грязные махинации, фаллос, мастерскую Дзаваттаро. Да, тогда все становится ясным: блондинка в плаще с ее сумкой и трубой — вовсе не проститутка, Гарроне погиб не из-за какой-то жалкой тысячи лир. К такому же заключению наверняка пришел и Ривьера, пройдя весь печальный, но вовсе не абсурдный и не бессмысленный путь поисков, догадок и подозрений. В конце концов и его осенило, и он «понял».
Такси остановилось у ворот, Сантамария расплатился с шофером и долго затем смотрел, как машина удаляется, объезжая зигзагом ремонтные столбики.
Хотя нет, Ривьера ничего не понял, раз дал себя убить. Он скорее споткнулся об истину, так и не оценив всю важность своего открытия. Поторопился поделиться своими догадками с человеком, которому ни в коем случае не должен был ничего говорить. И этот человек избавился от него. Да, теперь все ясно. Или почти все. Остается уточнить, кто конкретно этот человек и по какой причине он убил Гарроне.
Сантамария чуть ли не бегом поднялся по ступенькам и влетел в кабинет Де Пальмы. Тот с угрюмым видом сидел за столом и читал в «Стампе» раздел городской хроники. Он поднял голову и сразу радостно заулыбался.
— У тебя идея?
— Да.
— Откуда она взялась?
— Мне ее нечаянно подсказал профессор Бонетто.
— Кризис в университетах страны! Студенты — экстремисты. Профессора — убийцы! Куда мы идем? — театрально возгласил Де Пальма.
— Это был не он.
— А кто же?
— Не знаю, но я отыскал нить. И если я ошибаюсь, то клянусь, что подам в отставку и займусь продажей стиральных порошков.
Он рассказал Де Пальме, как искал и нашел все звенья цепи. Де Пальма выслушал его молча, потом горько засмеялся.
— Видишь, что бывает, когда работаешь в чужом городе? Не будь мы кукурузниками, мы бы догадались куда раньше.
Сантамария вспомнил о своеобразной теории Кампи относительно Турина и подумал, что и в этом случае все совпадает с его выкладками.
— Теперь мне надо съездить в Техническое управление, — сказал он. — Ведь я примерно знаю, где побывал Ривьера после Отдела вывесок и витрин.
— Конечно. Но в воскресенье будет непросто кого-либо там найти. Не знаешь, кто у них главный?
— Нет, да он мне и не понадобится. Тут нужен человек, который знал бы, с чего начать поиски, прилежный чиновник.
— Как же его раздобыть… — сказал Де Пальма, почесывая подбородок. — Не спросить ли у Ботты? Он хоть и противный тип, но что-нибудь да подскажет.
— Нет, тогда уж лучше обратиться к Триберти, если только он дома.
Триберти оказался дома. Он внимательно выслушал Сантамарию и сказал:
— Браво, вы очень хорошо поступили, мы должны помогать друг другу, это наш гражданский и общественный долг.
Он даже вызвался отвезти его попозже к своему другу профессору Пеллегрини, человеку толковому и умному. Это он ведает в Управлении всеми делами. Может быть, позвонить ему и попросить оказать содействие господину комиссару? Нет? Тогда господин комиссар может спокойно позвонить ему от имени Триберти. Пеллегрини поймет ситуацию на лету и постарается сделать все, что в его силах, он не из тех прохиндеев, которые думают только об отпуске, праздниках и обычную головную боль выдают за болезнь, из-за которой они не могут, видите ли, выйти на работу.
