— Пардон, извините, пожалуйста!
— Ничего, — ответила Анна Карла, подняв голову.
Оба несколько смутились. Они были наслышаны друг о друге, но встречались крайне редко, случайно и всегда в присутствии Массимо.
— О, как вы поживаете?! — одновременно воскликнули они.
Массимо, когда его сзади хлопнули по спине и окликнули: «Привет, старина», остановился, но не обернулся. Вобрал голову в плечи, презрительно скривил рот и машинально поправил плащ, который нес на руке. Кто бы ни был этот болван, который обратился к нему с отвратительной фамильярностью, принятой среди служащих, он ему не ответит, и тот быстро отвяжется.
— Ну-ну, не обижайся! Это я нарочно, чтобы тебя позлить, — сказал Федерико.
— А, это ты, — со вздохом облегчения сказал Массимо.
Неудержимый людской поток увлек их за собой.
— Порой я задаюсь вопросом, что с тобой дальше будет, — сказал на ходу Федерико. — Ведь ты становишься все более раздражительным, замкнутым, настоящим брюзгой. Подумай, что с тобой будет в старости.
— Почему я должен об этом думать?
— Да потому, что, замыкаясь в себе, ты останешься совсем одиноким, бедный мой Массимо. Старым и одиноким среди равнодушной толпы. Без единого друга или знакомого, который бы хлопнул тебя по плечу и крикнул: «Привет, старина!»
— Это уж точно. Я ни разу не видел, чтобы старики хлопали друг друга по плечу с возгласом «Привет, старина!».
— Да, верно… Но ты чем-то расстроен? Какие-нибудь неприятности?
— Нет, все более или менее в порядке, — ответил Массимо. — Кстати, как ты здесь оказался? Ведь с твоей приятельницей из Бостона должна была поехать Анна Карла.
— Да, она тоже тут. Вернее, была, потому что куда-то исчезла. Мы договорились с ней встретиться попозже в кафе на площади.
— В каком кафе? На какой площади? Мне Лелло… ты знаешь моего друга Лелло?
— Знаю.
— Так вот, Лелло мне сказал: «Встретимся в кафе», точно здесь одно-единственное кафе. И вот я добрых полчаса прождал его в грязной дыре на маленькой площади и лишь сейчас узнал, что на другой площади тоже есть кафе.
— Ох уж эти женщины! — брякнул Федерико, который в этот момент думал об Анне Карле. — Между прочим, поскольку ты ее большой друг…
— Кого?
— Анны Карлы. Разве она не исповедуется тебе во всем?
— Ну, не совсем, но…
— Может, ты знаешь?… Сегодня утром она показалась мне немного странной.
— Неужели? В каком это смысле?
— Какой-то мечтательной, витающей в облаках. Со мной она была сверххолодна. Вот я и хотел тебя спросить, не знаешь ли ты…
— Э, нет. А как же тайна исповеди?
— Значит, тайна есть?
— Не одна, а тысячи. Да нет, я шучу. Мне она ничего не говорила. Так где же это чертово кафе? Мы правильно идем?
— По-моему, да.
— На пьяццетта? Нечто вроде остерии? Кажется, есть.
— А-а! Видно, мои друзья спутали площади! — воскликнул Лелло. — Схожу посмотрю.
— Мне тоже туда, — не подумав, сказала Анна Карла. И объяснила, что должна вернуть колокольчик.
— Да? Как удачно! — со смущенной улыбкой сказал Лелло.
Только теперь она поняла, какую допустила бестактность. Какая же я кретинка! — упрекала она себя, пока они шли и беседовали о погоде. Как же я сразу не догадалась, что бедняга Ривера или Ривьера (она никак не могла запомнить точно его фамилию) лишь из уважения к ней упомянул о «друзьях», а не о «друге». Они придут на площадь, скорее всего, встретят там Массимо, и всем будет неловко.
— Только бы не пошел дождь. Я захватил плащ, но оставил его в машине, — сказал Лелло.
— Мне тоже надо было одеться потеплее, — сказала Анна Карла. Она лихорадочно подыскивала предлог, чтобы остановиться и попрощаться с Лелло, но узенькая улочка, по которой они шли, не оставляла для этого ни малейшей возможности… По сторонам, прислоненные к стенам домов, стояли новые и старые металлические сетки для кроватей, много сеток.
— Вы в «Балуне»… — начала было она, чтобы хоть сменить тему разговора.
— Вы в «Балуне»… — в ту же самую секунду произнес и Лелло.
Нет, светской беседы не получалось.
— Когда двое встречаются на рынке, они, естественно, задают один и тот же вопрос, — с улыбкой сказал Лелло. — Так вы в «Балуне» часто бываете?
А он отлично держится, этот Лелло. Ей бы не мешало призанять у него непринужденности. Иначе как она встретится с Сантамарией? А может быть, лучше позвонить и отменить свидание?
— Нет, не часто, — также с улыбкой ответила она. — Кстати, эти ваши друзья случайно…
— Осторожнее! — воскликнул Лелло.
Прямо между ними проехали две тележки, груженные сетками.
— Что вы сказали? — покраснев, переспросил Лелло.
— Собственно… — сказала она, ища в сумочке сигареты. Найдя их, она принялась искать зажигалку.
Лелло тут же вынул свою. Легкий щелчок, и язычок пламени заколыхался у ее носа.
— Прошу.
— Благодарю вас. — Она закурила, глубоко затянулась. Может, голова у нее закружилась от всех этих сетей, безделушек. Тем хуже. А может, и лучше. И как раз в тот же миг она окончательно решила, что отдастся Сантамарии сразу, без всяких там уловок и жеманства. — Я только хотела спросить, эти ваши друзья случайно не Массимо? Уж меня-то вам нечего бояться.
Прекрасно, одобрила она себя. Теперь я чувствую себя свободнее, раскованнее.
— Да, вообще-то… и Массимо… То есть один Массимо… Но я не хотел, как бы это поточнее выразиться, вмешивать вас… И я вам благодарен… предельно благодарен…
Слова тонули в шуме и грохоте, но несчастное выражение лица Лелло было красноречивее всяких слов.
А Массимо нигде не видно. Она, откровенно говоря, сомневалась, чтобы он стал ждать Лелло в этом темном «Кафе-вина» с полустершейся вывеской, на которое Лелло смотрел с такой надеждой.
— Ну что ж, — сказала она, ослепительно улыбаясь. — Передайте от меня привет Массимо. И давайте встречаться почаще. — Протянула ему руку и показала на вывеску «Красивые вещи». — Иду отдавать добычу, — засмеялась она. — До свиданья, дорогой синьор Ривера.
— Ривьера, — робко поправил ее Лелло.
Синьор Воллеро так и не ушел из «Балуна». Наткнувшись на этот старый винный погребок, где можно
