— Правда?
— Может, позднее, веке в четырнадцатом. Но не в классический период. Сердца — скорее по мексиканской части.
— Вот как. Извините. И все же майя не были чужды каннибализма, верно?
— Не знаю, — сказал я. — Вероятно, это все испанская пропаганда. Они, безусловно, иногда приносили людей в жертву. Но ели их или нет — неясно.
— Понятно. Извините.
— Впрочем, стоит ли придавать этому значение? Я хочу сказать, что в наши дни каннибализм считается вполне приемлемым. Что-то вроде гольфа.
— Угу. Пожалуй.
— Вы знаете, что в Англии девятнадцатого века существовал медицинский каннибализм.
— Вы имеете в виду прах мумии?[137]
— Да. И еще, скажем, считалось, что кровь человека, умершего насильственной смертью, лечит эпилепсию, и потому, когда на Линкольнс-Инн-Филдс[138] вешали преступников, фармацевты делали мертвецам кровопускание, смешивали кровь со спиртом, а потом такую микстурку предлагали в аптеке Гарриса.[139]
— Любопытно.
— Да, а разве христианство не освящает каннибализм? Если задуматься, то что же такое причастие?
— Да-да-да, я об этом думала. Рассмотрим в качестве еще одного поветрия способ сбросить вес.
— Допустим.
— Вы, пожалуй, правы, ничего страшного в этом нет. Я хочу сказать, что съела свою плаценту.
Я промолчал.
— Простите, я вас шокировала? — поинтересовалась она.
— Я, гм…
— Слушайте, — сказала она, — Таро утверждает, что вы знаете всякие астрономические трюки.
— Правда?
— Правда.
— А он вам не говорил, что я умею хватать ртом тарелочки фрисби?
— Да бросьте. Ну окажите мне любезность.
— Хорошо. Выберите дату.
— А время какое?
— Любое.
— Скажем, двадцать девятое февраля две тысячи пятьсот девяносто четвертого года.
— Это не високосный год.
— Тогда двадцать восьмое февраля.
— Это будет пятница, — сказал я.
— Вы мне морочите голову.
— Пятница, пятница.
— Неужели?
— Да. Я еще могу вам сказать, что восход солнца в этот день (если он настанет, конечно) на Восточном побережье состоится приблизительно в шесть пятьдесят, а закат — примерно в шесть двадцать четыре.
— Ну конечно, — улыбнулась она. — А меня зовут Анастасия Романова.
— Могу добавить еще кое-что. Венера взойдет в восемь пятьдесят семь утра (хотя вы этого, конечно, не увидите), а зайдет в девять пятьдесят шесть вечера, если наблюдение вести прямо отсюда. А Сатурн зайдет в четыре тридцать четыре утра.
— Вранье.
— Прогуглите.
— Я вам верю, — сказала она. У нее была широкая улыбка. — Это безбожно. — Судя по всему, «безбожно» в ее устах означало «грандиозно». — И сколько же людей способны на такое?
— Я больше ни одного не знаю. Есть люди, которые могут всякие другие штуки…
— Ммм, — подавила она смешок.
Ну да, подумал я, мозги у меня работают. Кубик Рубика я разделаю в один миг, заполню все нерешенные страницы в сборнике судоку, рассчитаю налоги в шестнадцатеричной системе, только покажи мне исходные цифры…
— Это правда, что вы говорите на двенадцати языках? — спросила она.
— Нет-нет-нет, — ответил я. — В действительности только на трех. Если не считать языки майя. Большинство из них я знаю.
— Значит, вы владеете английским, испанским и майяским.
— Да. И понимаю несколько других. В смысле, читать могу. Немного даже говорю — во всяком случае, достаточно для того, чтобы попросить у продавца томаты.
— И какие же это языки?
— Да обычный набор. Немецкий, французский, греческий, науатльский, миштекский, отоми…[140]
— Послушайте, — сказала Марена. — Что вы думаете о конце света? Как по-вашему, это произойдет?
— Гм… понимаете…
Я замолчал. Вот с этим у нас маленькая незадача, подумал я. С одной стороны, я вопреки себе немного нервничал по данному поводу. Но с другой — у меня не было ни одного основательного факта. Я, конечно, хотел заявить, мол, проблема такая существует и я могу поспособствовать в ее решении, но у меня складывалось впечатление, что запудрить мозги миссис Парк будет чуток потруднее, чем средней chica alegre.[141]
— Гм… понимаете, — пробормотал я, — у меня нет оснований так думать. Почему все вокруг беспокоятся из-за этого?
— Некоторые действительно беспокоятся, и еще… Таро сказал, что предсказание может иметь отношение только к майя… хотя и это, конечно, тоже важно.
— Ну да, но вы не переживайте, — сказал я.
— Нет, серьезно, что вы думаете?
— Понимаете, речь, безусловно, идет о важной дате, — произнес я. — В старину как минимум устроили бы большое празднество. Созвали бы старых мудрых летописцев и уважаемых людей и стали бы решать, что делать дальше. Может, составили бы новый календарь.
— Значит, особо дергаться не стоит?
— Думаю, да.
— Угу, — буркнула она. В ее голосе слышалось чуть ли не разочарование. — А правда, что майя вроде как поклонялись времени?
— Ну, сильно сказано… если говорить точнее, ни одна другая культура никогда не была так одержима временем.
— Ведь майя сочинили все эти безумно сложные даты с именами и жуткими цифрами.
— Вообще-то дети, если учить их нашим цифрам, наверняка скажут, что они легче арабских. Они похожи на костяшки домино — точечки и линии.
— Хорошо, однако Таро как-то пытался объяснить мне эти даты, и у меня голова пошла кругом. А ведь в том, что касается цифр, я яйцеголовая.
— У вас классные часы, — сказал я.
— Спасибо. Они когда-то принадлежали Джону Хьюстону — ну, вы знаете, кинорежиссеру, который снял «Сокровище Сьерра-Мадре».
— Здорово.
— А потом, когда я получила премию Академии интерактивных развлечений, команда, работавшая над игрой «Нео-Тео», подарила мне эти часы.
