ПРЕДИСЛОВИЕ
Недавно в библиотеке одной из лабораторий я случайно наткнулся на шкаф, в котором стояли четыре невзрачных сереньких томика под названием «Сессия Академии Наук СССР по мирному использованию атомной энергии, 1—5 июля 1955 г.». Рядом датированные 1956 годом покоились их двойники, но уже на английском языке, появившиеся на свет по воле Комиссии по атомной энергии США. Заглянув ради любопытства на внутреннюю сторону обложек, где были приклеены маленькие белые листочки, я не увидел ни одного штампа библиотеки. Никто никогда в гигантской лаборатории не брал к себе в кабинет или домой ни один из томов. По крайней мере, за последние двадцать лет. Это не удивительно. Книги тоже стареют и умирают, а научные особенно быстро.
Я легко нашел интересовавший меня доклад и, когда прочитал его название, меня словно обдало морозным уральским воздухом. Я не собирался читать доклад, потому что знал, что через две или три границы найду рисунок, сделанный когда-то мной, он буквально впился во введение с недовысказанными мыслями и недомолвками. Вводная часть кончилась словами «Весь комплекс исследований проводился под руководством и при непосредственном части и группы физиков старшего поколения». Когда я несколько раз перечитал давно забытую фразу, словно из белесого тумана на мгновение глянули на меня лица людей, давно ушедших из моей жизни. И, в который раз, я спросил себя, неужели, что случилось со мной, правда? Настолько непохожая на правду, что я не удивлюсь, если кто-нибудь, услышав мою историю, с сомнением покачает головой.
Рассказать о себе — значит поведать что-то и об обществе, в котором живешь или жил. Это совсем не просто, но у меня есть тайная надежда, что даже при всех шероховатостях моего изложения читатель узнает новое о жизни и душах моих соотечественников.
1. 'СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО'
Когда я впервые услышал эту историю, она поразила меня странной предопределенностью, почти запрограммированностью. Случайные факты сошлись словно хорошо подогнанные друг к другу детали. Два обломка монеты, гулявшие по белому свету, встретились в нужном месте и сложились в одно целое, зубец к зубцу.
Одна из многих военных эскадрилий весной 1942 года после боев была отведена на отдых под Воронеж. Служивший в ней техник-лейтенант из Ленинграда поспешил в университетскую библиотеку, где его ждали свежие американские журналы. Среди них оказался нужный номер в хорошо знакомой зеленоватой обложке. Времени на чтение почти не было, да и зачем читать статьи по физике, когда впереди снова фронт. Техник-лейтенант ищет предметный указатель, всегда печатаемый в конце журнала. Найдена нужная буква, но почему нет нужного слова? Где оно — «деление атомных ядер»? С другими словами все обстоит благополучно, а это исчезло таинственным образом. Что случилось с американскими учеными, которые совсем еще недавно активно изучали интересное физическое явление? Сейчас в Америке ночь, но утром ученые встанут, как обычно, позавтракают, прочитают утренние газеты и отправятся в свои лаборатории. В Америке не рвутся бомбы, и не стреляют пушки. Что же произошло с физиками, интересовавшимися делением урана? В предыдущих выпусках журнала статей на эту тему сколько угодно. Над этим странным делом стоило задуматься.
Последние два года перед войной техник-лейтенант вместе со своим другом работал над задачей, которую перед ними поставил член-корреспондент Академии наук Игорь Васильевич Курчатов. Сейчас приятель на фронте, где-то под Ленинградом, а Курчатов в начале войны оказался в Севастополе, где занимался размагничиванием военных кораблей. Тогдашняя работа в Ленинграде не пропала даром. Ее результаты опубликованы в одном из этих зелененьких «Физикл Ревью», стоящих на полке. Далась она нелегко. Радиосхема была смонтирована тщательно, по всем правилам, и тем не менее происходило что-то странное. Жестяной цилиндр с закопченной бумагой медленно крутился, и острие стрелки чертило ровную, блестящую линию, иногда чуть подпорченную маленьким зигзагом. Так и должно было быть, но почему-то время от времени стрелка дергалась подряд несколько раз, оставляя на черной бумаге длинные поперечные полосы во всю ширину ленты. В который раз всю аппаратуру переделывали. Но вся эта чертовщина повторялась снова и снова. В конце концов все объяснилось просто. Напарник имел привычку, сидя за столом, покачивать ногой и задевал один из проводов. Все встало на свое место. Стрелка перестала «нервничать» и часами медленно ползла по черному полю бумажной ленты. Но иногда она вздрагивала и медленно пересекала ее. Ничто не изменилось и после того, как аппаратуру перевезли в Москву и поместили глубоко под землю на станции метро «Кировская». Редкие поперечные линии остались и оказались ценной находкой. Был открыт новый вид деления атомных ядер. И это случилось в ту пору, когда некоторые ученые начали задумываться о том, нельзя ли энергию, выделяемую при расщеплении атомных ядер урана на два осколка, использовать для практических целей. Случись это, и одна из наиболее знаменитых, при всей ее краткости, формул Эйнштейна уверенно вошла бы в жизнь человечества.
Что привело техника-лейтенанта в библиотеку? Не знаю. Может быть, желание прикоснуться к кусочку той, прошлой жизни, связанной с наукой. Но не чудо ли, что обстоятельства привели его туда, где можно было найти американские журналы. Так или иначе, техник-лейтенант не обнаружил в них того, что искал. Этого было достаточно, чтобы заподозрить простую вещь - изучение деления урана засекречено. Дальнейший ход мыслей физика, хорошо знакомого с проблемой, мог привести только к одному заключению: в США идут работы по созданию каких-то устройств, использующих энергию, выделяемую при делении урана. Возможно, разрабатывается новый вид оружия чудовищной силы. Случай ...и чрезмерное усердие американской службы безопасности, запретившей публикацию всех статей, где упоминалось деление атомных ядер.
Мысль о таинственном исчезновении из научного лексикона понятия «деление атомных ядер» прочно засела в голове техника-лейтенанта. Через некоторое время полевая почта повезла в Москву письмо, адресованное самому Сталину. В нем обращалось внимание на то, что в США, по-видимому, начаты работы по созданию атомного оружия. Тридцатилетний техник-лейтенант по фамилии Флеров знал, конечно, до этого об отдельных статьях, в которых обсуждалась возможность реализации цепной реакции деления урана. Так что предположение о том, что в Америке ищут пути практического использования атомной энергии, не родилось на голом месте. Но ведь все могло случиться иначе, напиши неизвестный нам полковник приказ об отправлении эскадрильи в Тамбов вместо Воронежа. В конце 1942 года Курчатов подтвердил то, что интерес к делению атомных ядер может быть продиктован военными соображениями, и выразил уверенность, что работа в этом направлении может быть начата и в Советском Союзе.
Когда-то Покровское-Стрешнево было довольно привлекательным подмосковным дачным местом. О том времени напоминали сохранившиеся кое-где деревянные дома с большими застекленными террасами. Московские окраины все ближе подходили к Покровскому-Стрешневу, но еще не сомкнулись с ним. Здесь, на одном из пустырей, одно время использовавшимся в качестве полигона для испытания танков, в 1943 году началось какое-то строительство. Прежде всего огромную территорию начали обносить забором. Рабочей силы хватало, несмотря на то, что шла война. Грузовики привозили и увозили строителей в сопровождении охраны. Можно было также заметить офицеров в форме НКВД. В то время это мало кого могло удивить, и немногочисленные прохожие не проявляли излишнего любопытства. И правильно делали, потому что строительством «объекта» интересовался сам Берия, тогдашний шеф НКВД. Его портреты можно было увидеть на стенах в любом учреждении. Лысый мужчина средних лет, в пенсне, строго поглядывал на сидящих за письменными столами и стоящих у станков. Я не знаю, как он выглядел в жизни. Возможно, на портрете Берия был таким, каким хотел видеть себя, и художник исполнил это желание. Именем Берия можно было запугать любого. Он мог сделать все. Берия мог наградить орденом, и в его силах было отправить на Магадан. В распоряжении Берия была огромная армия секретных агентов. Поэтому вряд ли кому приходило в голову совать нос туда, где начиналась секретная деятельность, а в Покровском-
