медленно, но неуклонно сочилось мощное болеутоляющее. Чарльз взял медицинский листок, висящий у изножья кровати.
– Вы все равно ничего не поймете, – увещевала медсестра.
– Ошибаетесь, – нахмурился Чарльз. – Пойму.
Она замолчала, когда он открыл карточку Мэгги и, быстро пробежавшись по записям врача, выяснил, откуда удалили пулю – к счастью, миновавшую позвоночник, – и что ни одно из повреждений не является необратимым.
Травмы серьезные, но Мэгги будет жить. Если захочет.
Потом осторожно повесил листок на место.
– Я побуду с ней, – заявил Чарльз.
– Посетители не должны оставаться надолго, – возразила медсестра. – Здесь даже стула нет.
– Значит, постою.
Чарльз протянул руку и бережно погладил Мэгги по волосам.
– Эй, Мэг, – прошептал он, едва сдерживая слезы. – Я с тобой, – дрогнувшим голосом произнес он и затих, не в силах продолжать.
Все, что он мог сделать – держать любимую за руку, надеясь, что она чувствует тепло его пальцев. Пусть говорят что угодно, он никогда больше не оставит Мэгги. Самое главное – чтобы Мэг очнулась. Чтобы открыла глаза и смотрела на него, когда он признается, как сильно ее любит.
Медсестра молча постояла несколько долгих минут, потом тихо вышла и вернулась с креслом.
* * * * *
Чарльз не мог вспомнить, когда в последний раз спал. Но каждый раз, когда чувствовал, что смыкаются веки, заставлял себя выпрямиться и выпить еще одну чашку кофе.
Он был полон решимости постоянно беседовать с Мэгги. Наверняка где-то – пусть в самой дальней части подсознания – она его слышит.
И хотел во что бы то ни стало быть здесь и бодрствовать, когда она придет в себя.
Сначала медсестры пытались уговорить Чарльза вздремнуть. Но через некоторое время сдались и снабжали его свежим кофе всякий раз, когда приходили проведать пациентку.
Единственная проблема с бодрящим напитком состояла в том, что после употребления трех чашек Чарльз был вынужден покидать Мэгги на пару-другую минут.
И, естественно, находился в туалете, когда она очнулась.
– Она вас зовет, – сообщила одна из медсестер, как только он вышел из мужского санузла.
Чарльз побежал по коридору, молясь добраться до Мэг прежде, чем она скользнет обратно в сотканное болеутоляющими забытье.
– Мэгги! – ворвался он в дверь.
– Чак, – прошептала она, не открывая глаз.
Чарльзу стало худо. Сердце рухнуло в живот. Она звала Чака, но Чак ушел. Навсегда.
Чарльза захлестнул поток эмоций. Скорбь потери. Боль и отчаяние несбывшихся надежд и мечтаний. Страх, что, узнав правду, поняв, что Чака больше нет, Мэг откажется бороться за жизнь.
Чарльз потянулся к тонкой руке, сомневаясь, стоит ли честно рассказать ей все. Когда его пальцы коснулись холодной ладони, она приподняла веки.
Боль и лекарства затуманивали глаза. Мэг с трудом сосредоточилась и моргнула, стараясь прояснить нечеткую картину.
– Чак, – повторила она.
Порез на щеке. Без сомнения, она увидела шрам и в своем одурманенном сознании приняла его за Чака.
Чарльз отрицательно потряс головой, желая развеять ее заблуждение, но Мэг потянулась к нему, притягивая ближе, явно желая сказать что-то очень важное.
– Чак, я… я в порядке, – выдохнула Мэг. – Можешь уходить. Со мной все будет хорошо.
Она пыталась стиснуть его руку, но хватка была невероятно слабой. Чарльз потерял дар речи. Просто не находил слов.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Всегда буду любить и всегда буду помнить. Но я должна… быть честной.
Мэг надолго затихла, Чарльз немного отстранился, решив, что она снова заснула. Но ее глаза оставались открытыми и внезапно наполнились слезами.
– Теперь понятно, почему ты хотел, чтобы мы с Чарли… были вместе. Ты был прав…
– Не понимаю…
– Ты знал, что раз уж я полюбила тебя, человека, каким ты стал, вопреки всему, что ты натворил, вопреки твоей неспособности мне довериться… то Чарли полюблю еще сильнее.
Мэг смежила веки и выдохнула последние слова:
– Так и случилось.
Чарльз мысленно послал горячую благодарность Чаку, где бы тот сейчас ни находился. Не имеет значения, что он не намерен следовать по мрачному и опасному пути Чака. Не имеет значения, что он ни в коем случае не собирается становиться Чаком.
Он уже лучше Чака. Он Чарли. И Мэгги любит его такого, какой он есть.
* * * * *
Горло Мэг саднило. Губы и язык пересохли, вкус во рту, словно пыль в амбаре. Веки тяжелые и намертво склеенные, пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы разлепить глаза, но наградой послужил вид Чарльза, крепко спящего в кресле рядом с кроватью.
Мэгги обвела взглядом больничную палату: судя по количеству разбросанных по комнате пустых стаканчиков из-под кофе, он здесь практически поселился.
Сколько времени она здесь находится?
На подбородке Чарльза отросла щетина – минимум несколько дней.
Мэг пыталась смочить губы, чтобы заговорить, но когда открыла рот, звук вырвался едва ли громче скрежета.
Тем не менее, Чарльз сел и мгновенно очнулся.
– Эй, – окликнул он, скривив губы в одной из своих поистине сказочных улыбок.
Потом налил воду из кувшина в чашку и протянул Мэг, предварительно воткнув соломинку, чтобы ей было удобнее пить.
Вода освежала почти так же, как его улыбка, и Мэгги глубоко вздохнула от удовольствия… и немедленно убедилась, что глубокие вздохи – да и вообще любые вздохи – отныне не в ее репертуаре.
– Больно, да?
Глаза Чарльза потемнели от беспокойства, когда она подавила стон.
– Да, – проскрипела Мэг.
– С тобой все будет хорошо, – взял ее за руку Чарльз. – Ты очнулась как раз вовремя, они собираются перевести тебя из реанимации.
Порез у него на щеке начал заживать.
– У тебя останется шрам, – прошептала Мэгги, – там же, где и у Чака.
– Возможно, – кивнул Чарльз.
– Забавно, – просипела она.
– Чак ушел навсегда, понимаешь?
Мэгги посмотрел прямо в глаза Чарльза.
– Не полностью. Не самая лучшая его часть.
Он снова одарил ее медленной чудесной улыбкой.
– Мы едва не свели полицию с ума, ты и я.
Мэг улыбнулась и поняла, что не смеялась давным-давно.
– Я изложил им правду и ничего кроме, – продолжил Чарльз после того, как она немного пришла в
