была мудрая дева Феврония, целительница. Родилась она простолюдинкой, но муромский князь Петр взял ее в жены, потому что она его вылечила. Об этой паре не скажешь «влюбленные», а только – «соратники», «сподвижники», «близкие люди». Это история не о любви, но о браке.
С древних времен обычай предписывал договариваться о браке родственникам жениха и невесты. Иногда на смотринах обманывали – показывали красивую девушку вместо некрасивой. Жених мог увидеть свою нареченную до свадьбы только один раз. Этому правилу в допетровскую эпоху следовали и цари. Иван Грозный, например, жену выбирал себе сам (перед ним стояли шеренги красных девиц, а он ходил и рассматривал), но, повинуясь обычаю, видел невесту до венчания лишь однажды.
В XVIII – XIX веках появились романтики, которые стали воспевать чувствительность и утверждать, что брак должен совершаться лишь по страстной любви. Но многие могли об этом лишь мечтать.
Служащий дворянин должен был испросить высочайшего позволения на вступление в брак, крепостные крестьяне – получить разрешение помещика. За многих, разумеется, все решали родители. Если родители отказывали детям в благословении, могли отказать и в деньгах. «Я московская барышня, я не пойду замуж без денег и без позволения родных», – трезво оценивает ситуацию Машенька в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты».
Те, кто был готовы во имя любви мириться с лишениями, увозили невесту тайком. Так поступили в юности Афанасий Иванович с Пульхерией Ивановной («Старосветские помещики» Н. В. Гоголя). Так хочет поступить избалованная купеческая дочка Липочка («Свои люди – сочтемся!» А. Н. Островского). Наташа Ростова хочет убежать с Анатолем. Сестра Пушкина, Ольга, убежала из родительского дома и обвенчалась с дворянином Павлищевым.
Вспомним знаменитую картину Пукирева «Неравный брак». Многие знают, что изображенные на нем юная невеста и престарелый жених имели реальные прототипы. И очень немногим известно, что жених этот был старше своей невесты всего на 13 лет и что был он в высшей степени достойным и уважаемым человеком. Художник изображает сложившийся тандем с осуждением – он знает, что невесту принудили к свадьбе, что она любит другого. Это был русский брак. Не любовь.
Члены царской семьи были также обречены на брак без любви. Их свадьбы зависели от государственной необходимости налаживать связи с той или иной державой. Жених и невеста были до свадьбы знакомы друг с другом только... по портретам.
В русской литературе не было персонажа, подобного Дон Жуану, Ловеласу или Вальмону. Не было авантюриста-соблазнителя, подобного Казанове. Зато у нас были поэты. А поскольку они у нас всегда «больше, чем поэты», то женщины их обожали. Даже тех, кто был нехорош собой. Всем известен «донжуанский список» Пушкина. Поэт записал на отдельный листок имена всех женщин, которых любил. Таковых оказалось тридцать семь. Пушкину на тот момент было почти 30 лет. Так как в списке были лишь имена, исследователи до сих пор ведут споры: а это кто? А кто это?
Лермонтов и вовсе был злостным разбивателем сердец. Барышни сходили по нему с ума, отказывали из-за него достойным женихам, а потом оставались с разбитым сердцем. В XX веке любовные истории Блока, Брюсова, Есенина, Маяковского стали легендами.
Только вот любовь и брак у нас всегда были как-то отдельно. Уж как любил Толстой «мысль семейную», а в последние годы жизни частенько думал, как бы вырваться из семейного круга. В браке русским писателям не везло – за исключением, пожалуй, Достоевского, которому уже в зрелые годы судьба послала добрую и преданную Анну Григорьевну Сниткину.
Ну а крестьяне часто смотрели на брак прагматически – дескать, надо женить сына, потому как в доме нужна работница.
«Доля ты, русская долюшка женская»
Здесь самое место поговорить о смирении и долготерпении русской женщины. Эти качества в крестьянской культуре считались главным залогом счастливой семейной жизни.
Часто под венец шли в таком возрасте, когда еще было не до любви. К примеру, няня Татьяны Лариной.
Няня венчалась в XVIII веке. В 1774 году церковь установила брачный возраст в 13 лет для женщин и в 15 лет для мужчин. В соответствии с императорским указом 1830 года, минимальный возраст для вступления в брак был повышен до 16 лет для невесты и 18 лет для жениха. Разумеется, эти законы далеко не всегда соблюдались.
А если говорить о более ранних временах, то дело обстояло так. Часто возраст новобрачной едва достигал двенадцати лет, а мог быть и еще меньшим. Мальчики были на несколько лет старше. Дольше всего такая низкая возрастная граница сохранялась среди дворянских фамилий, у которых были самые весомые причины не пренебрегать экономическими факторами вроде приданого или сохранения служилого поместья. Датский посол Юст Юль сообщает, что он гостил у одного крупного провинциального чиновника, жене которого было всего одиннадцать лет. Когда брак преследовал политические цели, девочку могли выдать замуж и «младу сущу, осьми лет». «Достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойной», – записал свои впечатления о семейных разладах русского человека с юненькой женой «немец-опричник» Генрих фон Штаден в середине XVI века.
А вот теперь пришла пора поговорить о самом распространенном типе – о несчастной русской женщине. Ее участь – терпеть и покоряться. Что бы ни происходило в жизни такой женщины, она редко жалуется, не ждет от жизни ничего хорошего, хотя и считает, что достойна награды за свое терпение. Сформировался этот тип, судя по всему, еще в древности.
Положение женщины в Древней Руси было незавидным. По древнерусскому праву дочери не получали наследства, их нужно было выдать замуж еще при жизни родителей, иначе девушки оказывались без всякой материальной поддержки. Их содержала община, или они должны были нищенствовать. Убийство женщины высокого рода влекло за собой «виру» (штраф) в половину того, что следовало выплатить за убийство мужчины того же ранга. Изнасилование порицалось и наказывалось в случае знатности рода женщины или девушки.
Историк В. Иваницкий в работе «Русская женщина в эпоху домостроя» пишет: «Степень откровенности, доверия в супружестве была низкой. Мужчины боялись своих жен, ожидая от них лжи, подвохов, измен, отравления. Так же мало ценили своих мужей и женщины. Браки редко совершались по любви, взаимного уважения ждать было трудно. Отношения полов понимались часто как вражда двух родов, к каким принадлежали он и она». В свадебных песнях-причитаниях невесты «чужая сторона» – чужой дом, куда ее выдают, – рисуется мрачной и темной, «горем насеянной, слезами поливанной». По крайней мере, в Древней Руси был возможен развод, в этом случае женщина возвращалась в родительский дом. Позже, когда каждый брак стал церковным, оставались только самые радикальные пути выхода из ситуации: убийство, бегство, измена с социально более высоким партнером (муж-крестьянин был бессилен перед боярином) или донос на мужа. Мужьям низших сословий случалось «пропивать» своих жен; весьма часто муж и жена не жили вместе и годами не видели друг друга. Неудивительно, что любовь в русских песнях – всегда любовь на стороне, любовь ворованная. Любовник обозначен положительно, муж и семейная жизнь – отрицательно. Не существует песен о счастливом замужестве.
Тем не менее в древние времена женщины на Руси пользовались некоторой самостоятельностью. Болыпуха (жена отца или старшего сына) имела определенную власть над младшим мужским населением дома. Женский авторитет обеспечивался властью над священным очагом и едой, влиянием на детей, мастерством в изготовлении одежды.
Однако в Московской Руси XV – XVI веков все изменилось. Трудно переоценить влияние на православие России XVI – XVII веков переводной византийско-болгарской литературы, которая развивала взгляд на женщину как на существо нечистое, «сосуд диавольский». Возникла «теремная система». Боярышни коротали век в тереме, в полной изоляции от внешнего мира. Выйдя замуж, женщина не смела никуда пойти без позволения мужа, даже если шла в церковь, и тогда обязана была спрашиваться.
«Положение женщины весьма плачевно, – пишет австрийский дипломат XVI века Сигизмунд Герберштейн. – Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам».
