зубах.
Лиам устроился за столом, наслаждаясь тихим шумом дождя, и вспомнил о разговоре с матерью. Нет, он не станет залезать так глубоко. Можно позволить себе подслушать мысли, но серьезные исследования он считал непозволительными.
Человек, предпочитающий одиночество, должен уважать личную жизнь других.
Но он может ее расспросить без зазрения совести.
— Твоя семья живет в Сан-Франциско.
— Хмм. Да. — Она включила чайник и посмотрела на изумительную коллекцию заварочных чайников Белинды. — Они оба — профессора в университете. Отец возглавляет кафедру английского языка в университете.
— А твоя мать? — он непринужденно вытащил альбом у нее из сумки и положил на стол.
— Она преподает историю. — После недолгих раздумий она взяла чайник в виде феи с крыльями в качестве ручки. — Они замечательные, — продолжала она, осторожно насыпая чай. — И действительно отличные педагоги. В прошлом году мама стала помощником декана и…
Она прервалась, потрясенная и немного напуганная тем, что Лиам рассматривает ее рисунки с изображением волка.
— Чудесные рисунки. — Он даже не потрудился посмотреть на нее, просто перевернул страницу и нахмурился, увидев изображение деревьев и кружевных папоротников. Сквозь воздушные формы проглядывали прозрачные крылышки и смеющиеся глаза.
Она видела фей, с улыбкой подумал он.
— Это просто зарисовки. — Ее пальцы просто чесались от желания вырвать у него альбом и захлопнуть его, но хорошие манеры взяли верх. — Просто хобби.
Когда он стрельнул на нее взглядом, она практически дрогнула.
— Почему ты так говоришь, да еще и стараешься сама в это поверить, когда у тебя есть и талант, и желание?
— Я просто рисую иногда в свободное время.
Он перевернул следующую страницу. Она нарисовала домик так, будто он был из какой-нибудь старой милой легенды, с кольцом высоких деревьев вокруг и гостеприимной верандой.
— И ты еще злишься, когда кто-то называет тебя глупой? — пробормотал он. — Действительно глупо не делать то, что нравится, и вместо этого заламывать себе руки.
— Это просто смешно. Я не заламываю себе руки. — Она повернулась, чтобы взять закипевший чайник, при этом изо всех сил стараясь действительно не заломить себе руки. — Это просто хобби. Оно есть у большинства людей.
— Это твой дар, — поправил он ее, — а ты им пренебрегаешь.
— Невозможно заработать на жизнь, делая зарисовки.
— И как одно с другим связано? — Его тон был настолько похож на королевский, что она засмеялась.
— О, никак, если не считать того, что человеку нужна еда, дом, а за все это нужно платить. — Она поставила чайник на стол, повернулась за чашками. — Маленькие аспекты реального мира.
— Ну, так продавай свои рисунки, если нужно заработать на жизнь.
— Никто не купит карандашные наброски неизвестного учителя литературы.
— Я куплю этот. — Он поднялся, держа альбом открытым на странице с изображением волка, где тот стоял, поражая смотрящего блеском своих потрясающих глаз, так похожих на глаза Лиама. — Назови цену.
— Я его не продам, а ты его не купишь, только чтобы что-то доказать. — Отказываясь принимать его слова всерьез, она жестом послала его обратно за стол. — Садись и пей свой чай.
— Тогда подари мне этот рисунок. — Он снова посмотрел на волка, наклонив голову. — Он мне нравится. И еще этот. — Он полистал альбом, найдя рисунок с деревьями и спрятавшимися феями. — Мне может пригодиться что-то подобное в новой игре. У меня самого нет никакого таланта к рисованию.
— Тогда кто делает графику в твоих играх? — спросила она в надежде сменить тему разговора и уйти наконец-то с зыбкой почвы.
— Ммм. Разные люди, по настроению. — Лиам снова сел и взял одну булочку, которая была жесткой и, несомненно, подгоревшей, но, если не обращать на это внимание, замечательно сладкой и полной корицы.
— Тогда как ты…
— Кто-то из твоих родителей рисует? — прервал ее Лиам на полуслове.
— Нет. — Одна только мысль о том, что кто-то из ее умных и занятых родителей будет сидеть с мечтательным видом с карандашом в руках, заставила ее засмеяться. — Они обеспечили мне уроки в детстве и привили интерес. Мама даже повесила в своем университетском кабинете в рамочке рисунок бухты, сделанный мной в подростковом возрасте.
— Значит, она признает твой талант.
— Она просто любит свою дочь, — поправила его Роуэн, разливая чай.
— Тогда она должна хотеть, чтобы любимая дочь использовала свой талант и развивала его, — спокойно сказал он, продолжая дальше разговор о родственниках. — Возможно, кто-то из твоих дедушек и бабушек был художником.
— Нет. Дед со стороны отца был учителем, поэтому преподавание считается в семье чем-то вроде традиции. Бабушка с той же стороны была, можно так сказать, образцовой женой и матерью в свое время. У нее до сих пор очаровательный дом.
Лиам боролся с собственным нетерпением. Еще ему очень хотелось поморщиться, когда он увидел, что Роуэн кладет в чашку с чаем три ложки сахара.
— А со стороны матери?
— Дед сейчас на пенсии. Они живут в Сан-Диего. Бабушка вышивает изумительные картины, что в своем роде тоже искусство. — Она на секунду поджала губы, перемешивая чай. — Только теперь вспомнила, что ее мать — моя прабабушка рисовала. У нас есть несколько ее картин маслом. Думаю, у бабушки и ее брата их должно быть больше. Она была… эксцентричной, — добавила Роуэн с улыбкой.
— Неужели? Насколько эксцентричной?
— Я никогда ее не знала, но до ребенка часто долетают взрослые разговоры. Поговаривали, она читала по ладони и говорила с животными, хотя ее муж этого не одобрял. Прадед был, насколько я помню, очень прагматичным англичанином, а она — мечтательной ирландкой.
— Значит, она была родом из Ирландии. — Лиам почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Предупреждение, отголосок силы. — И какую же фамилию она носила до замужества?
— Ох… — Роуэн порылась на задворках памяти. — О’Мира. Я названа в ее честь, — добавила она, продолжая пить чай, в то время как внутри Лиама все насторожилось. — Моя мама сделала это, по ее собственному признанию, под влиянием внезапной вспышки сентиментальности. Наверно поэтому мая прабабушка оставила мне свой кулон. Это изумительная старинная вещь. Овальный лунный камень в серебряной оправе.
Лиам уже не чувствовал вкуса чая, поэтому медленно отставил его в сторону.
— Она была Роуэн О’Мира.
— Да. Кажется, там была какая-то прекрасная романтическая история о том, как мой прадед встретил ее во время своего отдыха в Ирландии. Она рисовала на скалах… в Клере. Странно, откуда у меня такая уверенность, что это был именно Клер?
Она задумалась на секунду, но потом отмахнулась от этой мысли.
— В любом случае, они влюбились друг в друга с первого взгляда, и она уехала вместе с ним в Англию, оставив свой дом и семью. Потом они иммигрировали в Америку и осели в Сан-Франциско.
Роуэн О’Мира из Клера. Во имя богов, судьба сделала крутой поворот и заманила его в очередную ловушку. Он снова взял свой чай, чтобы смочить горло.
— Моя мать до замужества носила фамилию О’Мира, — проговорил он холодным плоским голосом. — Твоя прабабка, должно быть, моя отдаленная родственница.
— Ты шутишь? — Роуэн просияла, потрясенная и восхищенная услышанным.
