увлекается?
— Пер – по-норвежски вроде бы священник – заметил Белов.
— И такой у нас есть – хмыкнул Гамарник. И добавил: несостоявшийся, правда.
— М-да… — протянул Агранов – теперь уж и не состоится. Вот раньше традиция была – в монахи постригать.
— Наш пер, он сам пострижет. Кого угодно и по самые помидоры – нервно бросил Косиор.
— Хорошее название для операции, кстати, 'Пер' – заметил Агранов. Значащее…
— Вот так и назовем – откликнулся Якир – если выгорит, все равно никто не узнает.
— Должно выгореть – твердо сказал Тухачевский. Отступать некуда, у меня две недели назад адъютанта арестовали.
— У меня тоже несколько человек из штаба взяли – нервно дернул щекой Якир. Но они по нашему делу не в курсе совершенно. Может, это по троцкистам? Путна и Примаков давно уже сидят, может, это их люди?
— Кузьмина, адъютанта моего, я тоже не посвящал – пояснил маршал. И в наркомате не он один задержан, тоже человек с десять. Надо начинать, а то что-то странное творится. Яков Саулович, вы нас по этому поводу не просветите? В какие игры ваш нарком играет?
— Ежов может играть только с подачи Хозяина – уверенно ответил Агранов. А насчет армии – темное дело, там Особый отдел работает. Меня ведь с первых замов сняли, Фриновского поставили. Вот он и курирует, вместе с наркомом, кроме них никто к информации не допущен. Может, конечно, и по Примакову берут, но опасаюсь, все же, протечка у нас где-то. Меня оставили пока замнаркома и начальником СПО, но информацию ограничили. Надо начинать, а то, как бы не опередили нас. Ян Борисович – обратился он к Гамарнику, — по политической линии ничего не проходило?
— У нас ничего – подумав, сообщил начальник военного политуправления. Нервно подергал бороду и добавил: странно, кстати, обычно доклады проходят.
Тон обсуждения Косиору не нравился.
'Разнылись – презрительно подумал глава Украины. Адъютанта у него, видишь ли, арестовали. И Яков хорош – 'ах, меня из первых в просто замы перевели, наверное, нас раскрыли'. Признаваться побеги еще. Впрочем – тут же переменил он мнение, — поторопиться не мешает, тут он прав. Да и направленность неприятная. Кто этого Тухачевского знает, мог действительно раньше с Троцким блокироваться, вот и боится. Только если его возьмут – член Политбюро оценивающе взглянул на маршала, и мысленно пожал плечами: запоет на первом допросе. Да и Гамарник, вон, бороду теребит, нервничает. Нет, надо их осадить немедленно. Не хватало, чтобы еще и Белов задумываться начал. Этак кто-нибудь подумает-подумает, да к Иосифу метнется докладывать. Нет, хватит болтовни. Поуверенней надо'.
— Решили же уже – в воскресенье, второго – взял он инициативу в свои руки. Сегодня среда, в любом случае ничего они не успеют. А после 'Пера', там уж Яков разберется, за что людей забрали. Он подумал, и добавил: И надо ли выпускать.
Его слова повернули мысли собравшихся в другое русло.
— У нас все готово – отрапортовал Белов. По поводу Первомая части в повышенную готовность приведем, это нормально. А там ждем сигнала и начинаем.
— У меня тоже порядок – доложился успокоенный твердым голосом лидера Агранов. Все по плану, дезинформация для сотрудников продуманна, группы намечены.
— Вот и отлично – закрыл тему Косиор, и встав добавил: Михаил Николаевич, Ян Борисович, встречаемся в воскресенье, в наркомате. Иона – обратился он к Якиру, — твой выход первый, от тебя теперь все зависит. Как вы с Криворучко сработаете, так и у нас все пойдет.
2 мая, в Кремль Криворучко и Якир приехали за полчаса, прошли, как обычно сдали оружие дежурному. Встречать их вышел Ткалун. Его подчиненные отнеслись к этому спокойно: может службу проверяет, может знакомых повидать хочет – обычное дело. После проверки, когда поднимались по лестнице, Якир внезапно запнулся и толкнул офицера охраны, шагавшего рядом. В этот момент, шагавший рядом с Криворучко комендант Кремля, незаметно сунул комкору кинжал. Сцену отрабатывали за день до того, и все прошло натурально.
В приемной командиры не задержались, в кабинет к генсеку Поскребышев провел их сразу. Сталин знал, что недавно чекисты взяли группу командиров в Киевском округе, и полагал, что командование округа будет просить за арестованных. Всего полгода назад такое уже было, тогда Якир подчиненных отстоял. В этот раз уступать вождь не собирался. Тем более что сейчас у него уже лежали материалы от Ежова на самого командующего. Глава НКВД сообщал о заговоре в армии, предлагал арестовать группу высших военных, в числе которых был и Якир.
Агранов был прав, информация о каком-то 'шевелении' в армии до чекистов доходила. Реальных сведений о готовящемся путче добыть не удалось, слишком узким был круг заговорщиков, и слишком опытные люди в него входили. Но чтобы начать раскручивать 'дело Тухачевского', Ежову хватило и намека. Сталин на вероятность 'военной группы' отреагировал жестко, и решение по этому поводу собирался принять в ближайшие дни. Но поговорить с командармом он счел нужным. Иосиф Виссарионович считал, что понимает людей, и перед согласием с арестом хотел выслушать подозреваемого.
Войдя в кабинет следом за командармом, Криворучко увидел идущего навстречу вождя.
— Опять спорить приехали? — добродушно улыбнувшись, спросил Сталин, пожал руку Якиру, потом обернулся, протягивая руку к нему.
'Чего тянуть?' – подумал комкор, пожимая руку вождю и непроизвольно улыбаясь в ответ. И когда Иосиф Виссарионович, жестом пригласив военных за длинный, покрытый зеленым сукном стол для совещаний, повернулся и направился к своему креслу, Криворучко, не меняя веселого выражения лица, выхватил из кармана брюк кинжал и мягким, кошачьим движением скользнул к сталинской спине. Зажав не ожидающему нападения человеку рот, комкор привычным движением полоснул клинком горло жертвы, после чего, переждав секундный, рвущийся из перерезанной глотки хрип, опустил труп на ковер…
'Все – подумал Якир, увидев, как комкор опускает тело Сталина. Вот теперь отступать точно некуда'.
Когда Криворучко вязала кремлевская охрана, во главе с Ткалуном, комкор продолжал улыбаться. Его арест входил в план заговора.
Якир, при помощи Ткалуна передал сообщение об убийстве Сталина в штаб Московского военного округа. Сигнал ждали Тухачевский, Гамарник и Белов, действовать они начали сразу. Следующий сигнал ушел на Лубянку.
Получив условное сообщение, Агранов немедленно вызвал своих. Доверенных, ему лично преданных. Серебрянского и Воловича, замначальника Оперативного отдела. В курс дела он ввел их в первую очередь. Правду сказал, нечего уже скрывать было, да и готовил он их к такому повороту. Так, намеками, но тем не менее. После получения информации, зная, об уже совершенной ликвидации Сталина, они пошли за Аграновым. Выбора у них, впрочем, и не было, в случае крушения шефа они тоже расставались не только с петлицами.
Спецгруппа Серебрянского, заранее собранная на Лубянке, ждала команды. После звонка из Кремля, ждавший у Агранова в кабинете член Политбюро Чубарь изложил им заранее сочиненную версию о попытке переворота и убийстве Сталина группой Ежова и Фриновского. А потом Серебрянский с Аграновым отдали приказы.
— …в связи с тем, что все заговорщики пока не выявлены, действовать решительно – закончил Агранов.
Пока Лубянка поднималась по тревоге, сам он с двумя боевиками пошел к наркому. Ежов был в кабинете, читал материалы на военных. Разговаривать с ним Яков Саулович не стал, вскинувшегося на открывшуюся дверь генерального комиссара, вошедшие за заговорщиком парни из спецгруппы пристрелили прямо в кресле. Подойдя к столу, Агранов взглянул на труп, отметил для себя необходимость внимательно изучить бумаги бывшего наркома, и, развернувшись, поспешил в актовый зал. Для него все только начиналось.
Серебрянский в это время ворвался в кабинет к первому замнаркома Фриновскому, заменившему
