понятным, что перемещение этой троицы по площади в сторону
намалеванной углем фигуры напоминало урок бальных танцев в приюте для
умалишенных.
Теперь, после того, как очередной запланированный отдых неожиданно выродился в
банальную драку, чуть было не переросшую в небольшую локальную войну, Осси очень
хотелось поскорее завершить начатое. Дорисовать, наконец, этот бесов портал и
покончить со всем этим раз и навсегда.
Соблюдая, вооруженный до зубов нейтралитет, высокие и несколько охладевшие друг к
другу стороны заняли свои места под бдительным присмотром наблюдателей в лице Мея
и Ходы. Ришша встала в центре нарисованной на плитах фигуры в отведенном для нее
пятачке, который, к слову сказать, оказался не очень-то большим и просторным, а Осси
подошла к центральному узлу силы, и в последний раз окинула взглядом заготовку.
Конечно, было бы неплохо еще расставить и запалить вокруг ритуальные свечи, наподобие тех – черных, что стояли на камине у Лерда. Но свечей с собой не было, а все
близлежащие церковные лавки были закрыты то ли по случаю ночного времени, то ли
ввиду слишком долгого отсутствия покупателей. Впрочем, скорее всего, черными свечами
в них не торговли и в лучшие годы. А посему, обращенный гримуар[1] приходилось
начинать без них.
– Ты готова? – Осси кинула взгляд на плакальщицу и готова была поклясться, что
выглядит та несколько растерянной и испуганной. Побаивалась, значит: получится – не
получится…
Она стояла такая вся несчастная и потерянная, что Осси даже захотелось сказать ей что-
нибудь доброе и успокаивающее, но… Вспомнила ту ларонну – с налитыми кровью
глазами и развевающимися в полном безветрии волосами – и сдержалась…
– Да, – Ришша кивнула. – Готова. Спасибо тебе, госпожа…
– Ну, и ладненько… Начали, – Осси полоснула себя мечом по запястью, и первая капля
крови упала на землю. – Теперь стой смирно.
Капли падали одна за другой, ложась на рисунок багровым пунктиром, сливаясь, стекаясь
и соединяясь одна с другой, и образуя тонкую, как ниточка, дорожку крови, там, где
только что была прочерченная углем линия. Горячая кровь интессы под воздействием
творимой ею магии с шипением прожигала толстенные плиты и, лишь растратив большую
часть своей силы, застывала рубиновым узором, глубоко вплавленная в камень.
По мере того, как остывал сотворенный из крови рубин, он начинал светиться. Сначала
слабо, исподволь, но чем дальше – тем сильнее, оживая изнутри яркими и частыми
всполохами, разбрасывающими по всей пласе алые языки зарниц.
Шаг за шагом продвигалась все дальше от центра Осси Кай. Шаг за шагом росла
вживленная в камень рубиновая дорожка, и вскоре Ришша уже была опутана густой
паутиной раскручивающейся и извивающейся, как след безумной змеи, спирали. Когда
завершился шестой круг, и связалась первая из девяти петель силы, которые должны были
опутать тело ларонны, открывая проход в ее мир, появился туман.
Он сочился из рубинового узора очень медленно и почти незаметно для глаза.
Подсвеченный снизу усилившимся сиянием, он будто рвался на свободу из самых
глубинных недр земли, пробивая себе дорогу сквозь толщу скальных пород, древние, потрескавшиеся от времени плиты и зеркальную гладь застывшей крови. Медленно и
неумолимо истекала из земли розоватая хмарь, и вскоре она уже плескалась, укрыв ноги
Ришши почти до щиколоток.
Чем дальше от центра, тем шире должна была быть линия крови, и Осси пришлось
сделать еще один надрез на запястье.
За ним последовал еще один.
И еще.
Стоять неподвижно для Ришши было все равно, что для Ходы молчать. Иначе говоря, было это совершенно невозможно, и плакальщица, хоть и старалась изо всех сил, но все
равно беспрестанно крутилась, порываясь что-то рассмотреть, или просто переминаясь с
ноги на ногу. Окутывающая ее стройную фигурку паутина силы, от этого беспрестанно
находилась в движении, натягиваясь сверх всякой меры и вот-вот норовя порваться.
Очень скоро все это превратилось в сущий кошмар – Ришша, не переставая постоянно
извиняться, ворочалась на своем пятаке, как разбуженный медведь хотху, а Осси, пытаясь
удержать натянутые нити силы, бросала на нее убийственные взгляды, отчаянно сожалея, что не успела перегрызть ей горло, и продолжала нашептывать заклинание возврата.
В довершении всего, Мей, заинтересовавшийся всей этой кутерьмой, решил примкнуть к
остальным и тоже поучаствовать. Участие его заключалось большей частью в том, что он
