Алексашка ох как непрост оказался, он намерено дружину Путяты во двор усадьбы запустил, чтобы тати не разбежались и разом как мух прихлопнул.
– Какую измену боярыня устроила для Алексашки и с чего это она на своего спасителя озлилась?
– Дурь все это бабская и обида! Алексашка муж видный и обходительный, а песенник какой, что закачаешься. Зимой в Верее, как везде водится, девки посиделки устраивают да песни поют и женихаются. Боярыня у нас тоже вдовая, а когда ее друг любезный сбежал, так вообще вся истомилась. Положила Пелагея глаз на Алексашку, да тот никакую. Делает вид, что не понимает намеков боярыни, хоть тресни, а тут гусляр ходить повадился на боярские посиделки в усадьбу. Блеет как баран в хлеву, а дурам девкам все одно нравится. Алексашка седьмицу терпел этого козла, а затем не выдержал, сделал себе гусли заморские – гитара называется, да так запел, что девки умом тронулись и от томления сердечного на реку топиться стали бегать! Боярыня тоже спать по ночам перестала, а когда в Верею приехал ее сродственник из Москвы, то по его навету написала ябеду в 'Разбойную избу'. Ты своих заплечных дел мастеров лучше моего знаешь, они разбираться не станут, а сразу потащили бы парня на дыбу. Алексашка лишь с виду парень простой и доверчивый, а так себе на уме и что в усадьбе твориться знал доподлинно! Боярыня ябеду только писать закончила, как верные люди ему об этом донесли. Узнав о лживом навете, Алексашка разобиделся и сразу в бега собрался. Забрал воевода у боярыни свою долю казны, лошадей, оружие и уехал из Вереи толи в Москву, толи в Рязань. Вот собственно и все что я знаю.
– Ой ли? Митрофан, я не первый день на свете живу, и разбираться с разбойными делами мне еще покойный князь Василий доверил. Не в жизнь я не поверю, что без тебя в этом деле обошлось. Больно ты об Алексашке заботишься и хвалишь этого татя! Есть у меня большое подозрение, что это ты самозванцу про боярскую ябеду рассказал. С твоей помощью разбойник от допроса сбежал и увез с собой тайну скорострельной пищали. Придется тебя Митрофан на дыбе с пристрастием допросить, не обессудь – служба!
– Эх, боярин, я все тебе как на духу поведал, а ты из меня жилы тянуть решил! Я твоих людей от смерти спас, и не дал крови пролиться. Алексашка воев твоих запросто положит и станет Великому князю Московскому кровным врагом, а с таким человеком дружить надо, а не воевать! Две сотни стрельцов со скорострельными пищалями тысячную дружину кованой рати с коней ссадят как помелом кошку с забора, – обижено ответил старый воин.
– Ты Митрофан сироту несчастную из себя не строй, на дыбу тебя никто сразу не потянет, но посидеть маленько в остроге придется! Дело с пищалями скорострельными особого пригляда требует. Если врагам Великого князя пищали эти достанутся, то не сносить мне головы! Поэтому всех кто в это дело посвящен мне придется от посторонних глаз убрать, пока мы Алексашку твоего не перехватим и в Москву не привезем!
Сказав эти слова, Боярин позвонил в колокольчик и через мгновение в горницу вошли два здоровенных холопа с бандитскими рожами.
– Прошка, отправь в приказ человека, пусть Кузьма Татарин немедля свою полусотню в поход готовит. Авдею Плешивому передай, чтобы он освободил в остроге три комнаты почище для гостей дорогих. Дьяка Евлампия и Мизюрю спешно ко мне! Одна нога здесь другая там!
Один из холопов поклонился и тенью выскользнул за дверь, а другой сделав стойку как охотничий пес, ждал приказа хозяина.
– Щербатый, поднимай своих бездельников с печи, берите боярыню, что ко мне приходила, под белы руки и в острог к Авдею. Обид боярыне не чинить и без баловства, а то знаю я вас. Людей боярыни тоже повязать и в острог! Сделать дело по-тихому и без крови. Все необычное оружие, что у них найдете в сундук и под печать. Этого тоже в острог, но держать отдельно. Они мне все живыми и здоровыми нужны, если что с тебя спрошу! Понял?
– Да боярин! Все в точности исполню! – ответил холоп и, выглянув за дверь, позвал подручных, которые вывели из горницы Митрофана Хромого.
Боярин остался один в горнице, и снова усевшись в кресло у окна, задумался.
'Служилые люди' московского 'Разбойной избы' не зря ели свой хлеб, каждый дьяк и 'городовой боярин' знали свой маневр, а поэтому действовали без мелочной опеки со стороны начальства. 'Служилые люди' в приказ подбирались под строгим контролем Степана Бородатого, который лично знал каждого подчиненного, при этом на дух не переносил лизоблюдов и дураков. Боярин хорошо знал по собственному опыту, что смышленому сотруднику не нужно все разжевывать, а достаточно просто поставить задачу и проконтролировать конечный результат, что в разы повышало эффективность работы. За 'Разбойной избой' числилось меньше сотни штатных сотрудников, но паутина тайной службы московского князя опутывала всю Русь и даже в Орде у Степана Бородатого имелись свои глаза и уши. Поэтому уже к полудню по 'Рязанскому тракту' в сторону Вереи вылетела на рысях полусотня дружинников, которой была поставлена задача отыскать след отряда Алексашки Томилина и по возможности доставить оного в Москву. Сотник Кузьма Татарин получил строгий приказ действовать тайно и до крови дело не доводить, потому что Алексашка Томилин нужен главе 'Разбойной избы' живым и здоровым.
После полудня в усадьбу Степана Бородатого посыльные доставили двух 'розмыслов' (так звали на Руси мастеров на инженерных должностях) из 'Пушечного двора', которым боярин показал отобранные у дружинников боярыни Воротынской скорострельные пищали. Выслушав объяснения боярина 'розмыслы' поначалу отнеслись к лежащим перед ними пищалям весьма скептически, но вскоре угрюмо насупились и стали задавать многочисленные вопросы, на которые у боярина ответов не было. Чтобы не терять времени попусту в горницу привели арестованного десятника Пелагеи, который ответил на часть вопросов оружейников. Однако эти ответы не обрадовали 'розмыслов', а только подпортили им и без того невеселое настроение.
Когда вопросы у 'розмыслов' закончились, Степан Бородатый пристально посмотрел на раздосадованных специалистов и спросил:
– Что скажете гости дорогие? Хороши пищали или баловство все это? Сумеете таких пищалей наделать для княжеской дружины?
Приглашенные на экспертизу специалисты немного помялись, но затем старший по возрасту ответил:
– Пищали сделаны из плохого железа и долго не прослужат. Если из них часто стрелять, то вскоре стволы раздует и порвет. Правда, придумана пищаль очень толково, однако мастер нам неведом. В оружии не хватает самых важных деталей, без которых пищаль к бою негодна. В общих чертах можно понять, как все это работает, но без главного секрета нам не разобраться. Хуже всего, что даже если мы получим пищаль в целости, то и тогда толку все равно не будет!
– Как это так? Или вы мастера криворукие, что такую безделицу сделать не сможете? На этих пищалях не отделки тонкой ни серебрения с позолотой нет, так железка железкой! – удивился Степан бородатый.
– Не в этом дело боярин. Одну пищаль мы легко сделаем и позолотим и отполируем, но много таких пищалей сделать не сможем! Хитрость тут не в отделке, а в том, что все части в пищалях скорострельных полностью одинаковые. Ты не смотри на то, что они вроде грубо сделаны, но главные части пищалей выделаны с такой точностью, что нам не под силу! Если все пищали разобрать и детали перемешать, то можно любую пищаль без подгонки снова собрать, и она стрелять будет. Патроны, в которые порох и пули заложены, будто близнецы единоутробные, не отличить! Не может никто из наших мастеров так работать, а для долгого боя таких патронов многие тыщи нужны. Если каждый патрон под пищаль подгонять, то выстрел из нее золотым выйдет. Эх, знать бы мастера, сумевшего такое измыслить, а главное изготовить. Даже я на старости лет к тому мастеру в подмастерья попросился, только за одну науку день и ночь работал, да еще бы и приплачивал! – в сердцах махнул рукой седой 'розмысл'.
После ухода 'розмыслов' Степан Бородатый, несмотря на болезнь, засиделся в горнице до поздней ночи. Дело о скорострельных пищалях не терпело промедленья, поэтому пришлось лично принимать посыльных с докладами и обсуждать с подчиненными планы поимки Алексашки Томилина. К полуночи план операции в основных чертах был готов и к агентам Степана Бородатого в Новгороде и Пскове были написаны послания, со строжайшим предписанием любой ценой найти беглого воеводу и срочно сообщить об этом в Москву.
