(образованный в 1908 году тридцатью тремя деноминациями) высказались за участие правительства в экономическом планировании и выделение средств для поддержки бедных. Это было расценено как выражение радикального социализма, и вскоре последовала реакция.
В этой реакции элементы традиционного фундаментализма сочетались с антисоциалистическими – и порой фашистскими – политическими взглядами. В то время как руководство различных традиционных конфессий все больше приходило к убеждению о необходимости создать систему социального обеспечения с пособиями по безработице и принять антитрестовское законодательство, многие рядовые члены церкви двигались в противоположном направлении и обвиняли руководство в пособничестве коммунизму. С приближением войны значительная часть этого движения встала на сторону фашизма, и некоторые его лидеры заявляли даже, что христиане должны быть благодарны Адольфу Гитлеру за то, что он останавливает распространение социализма в Европе. Различие между русским коммунизмом и другими формами социализма проводилось редко, и даже когда это делалось, все они объявлялись в одинаковой степени нечестивыми.
С избранием Рузвельта и провозглашением 'нового курса' стали осуществляться многие мероприятия, за которые ратовали 'социалисты' в руководстве церквей. Принятые в то время весьма скромные меры по облегчению положения бедных и социальной защите трудящихся некоторые историки связывают со спасением капиталистической системы в Соединенных Штатах. Как бы то ни было, 'новый курс' действительно улучшил положение бедных, но восстановление экономики происходило медленно, и последние следы депрессии исчезли только в 1939 году, когда страна вновь готовилась к возможности вступления в войну. В определенном смысле конец Великой депрессии положила именно война, а не 'новый курс'.
В вопросе о возможности вступления в войну, которая уже бушевала в Европе и на Дальнем Востоке, страна раскололась. Противниками войны двигали разные побуждения: одни были христианами, чувствовавшими угрызения совести за необузданное проявление воинственного и националистического духа во время предыдущей войны; другие были фашистами или по крайней мере людьми, у которых страх перед коммунизмом затмевал все другие соображения; среди американцев немецкого и итальянского происхождения многие испытывали симпатию к земле предков; изоляционисты просто-напросто считали, что страна должна предоставить остальной мир самому себе; приверженцы расистских и антисемитских взглядов полагали, что Соединенные Штаты не должны препятствовать осуществлению программы Гитлера.
В конечном счете страна не получила возможности самой решить, вступать в войну или нет. Решение было продиктовано нападением на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года. Вслед за этим под сомнение была поставлена лояльность всех, кто выступал против войны. Американцы японского происхождения – в том числе многие из тех, чьи предки веками жили в Соединенных Штатах, – были интернированы как потенциальные шпионы. К сожалению, церкви не особенно протестовали против этого, а ловкие дельцы завладели имуществом и предприятиями интернированных. Церкви, по всей видимости испытывавшие чувство вины за активную поддержку предыдущей войны, в целом занимали умеренную позицию. Их участие ограничилось отправкой священников в вооруженные силы и заявлением о резком осуждении преступлений нацизма. Но большинство лидеров церкви старались не смешивать христианство с чувством национальной гордости. Показательно, что в то же самое время в Германии многие подчеркивали несовместимость того и другого, хотя для них цена такого заявления была гораздо более высокой. Война разделила мир, и христиане по обе стороны фронта старались навести мосты. По окончании конфликта эти возведенные мосты послужили основанием для развития экуменического движения (см. главу 36).
В конце войны произошла катастрофа в Хиросиме и начался ядерный век. Вначале много говорили о больших перспективах, открывающихся благодаря использованию ядерной энергии, но ее разрушительное действие было слишком очевидным. Впервые в истории целое поколение выросло под угрозой ядерного холокоста. Это было также самое многочисленное в американской истории поколение – поколение 'взрыва рождаемости'. Несмотря на ужасы Хиросимы, послевоенные годы стали периодом беспрецедентного процветания как для экономики страны, так и для ее церквей. После долгих десятилетий, в течение которых депрессия и война ограничивали доступ к материальным благам, наступил период изобилия. Во время войны промышленное производство выросло в связи с необходимостью обеспечения военных потребностей. После нее рост продолжался, создавая тем самым самое богатое общество потребления, которое когда-либо видел мир. Возможности для материального и общественного роста открывались перед всеми, кто хотел ими воспользоваться. В поисках этих возможностей миллионы людей устремлялись в новые места и, найдя их, селились в пригородных районах. Центры городов постепенно освобождались от зажиточных граждан и становились местом обитания низших слоев населения, в частности бедных чернокожих и представителей других меньшинств. Для пестрого и непостоянного населения пригородов церкви начали играть важную роль как олицетворение стабильности и общественного признания.
Это было также временем холодной войны. Сразу же после разгрома стран 'Оси' появился новый и более опасный противник – Советский Союз. Этот противник казался более коварным, поскольку у него были сторонники в Западном мире. В Соединенных Штатах началась очередная охота на коммунистов и социалистов всех мастей. В разгар 'эпохи Маккарти' отсутствие связи с церковью рассматривалось как возможное указание на склонность к антиамериканской деятельности.
По этим причинам церкви в пригородах быстро росли. 50-е и начало 60-х годов были временем расцвета церковной архитектуры, когда богатые местные общины финансировали строительство больших и великолепных храмов, школ и других помещений. В 1950 году была создана Евангельская ассоциация Билли Грэма. Она стала не просто продолжением старой американской традиции ривайвелизма (массовой проповеди), так как имела в распоряжении большие финансовые возможности, благодаря которым пользовалась самыми современными методами и техническими средствами. Придерживаясь консервативных по своей сути взглядов, Ассоциация Билли Грэма в то же время старалась избегать конфликтов с христианами других вероисповеданий. Вскоре она распространила свою деятельность на весь мир, оставив отпечаток традиции американского ривайвелизма на всех континентах.
Но не все шло так гладко. В общем и целом традиционные церкви ушли из городов, где теперь жили бедняки и расовые меньшинства. Несмотря на предпринимавшиеся некоторыми энергичные усилия, традиционное христианство настолько приспособилось к культурным условиям пригородов, что утеряло связь как с народными массами в городах, так и со своими сельскими корнями и проживавшими в сельской местности христианами. Жители сельских районов, остававшиеся членами своих традиционных церквей, относились к новому руководству со все большим недоверием. В городах вакуум пытались заполнить церкви движения святости, однако очень многие теряли всякую связь с какой-либо формой организованного христианства. Через двадцать лет после великого религиозного пробуждения 50-х годов вновь прозвучали призывы возобновить работу в городах, но лишь немногие имели ясное представление о том, как это надо делать. Только в 80-х годах в городах появились признаки возрождения религиозной жизненной силы, да и тогда это было тесно связано с возвращением туда достаточно обеспеченных людей.
Еще одной отличительной чертой послевоенного религиозного подъема было понимание христианской веры как средства достижения внутреннего мира и счастья. Одним из самых популярных религиозных авторов того времени был Норман Винсент Пил, пропагандировавший, что вера и 'позитивное мышление' ведут к психическому здоровью и счастью. Историк Сидни Олстром справедливо отмечает, что религиозным принципом того времени была 'вера в веру', дававшая надежду на 'душевный покой и уверенность в жизни'{30}. Такая форма религиозности была очень удобной для того времени, так как предлагала покой в неспокойном мире, мало говорила об общественных обязанностях и не могла привести к конфликту с теми, кто в силу своей ментальности холодной войны стали великими инквизиторами американского политического общественного мнения. Вывод Олстрома выглядит как достаточно серьезное обвинение:
В общем и целом церкви не делали почти ничего, кроме предоставления средства для обретения общественного самоосознания менявшемуся и непостоянному населению, быстро порывавшему связь со старыми привычными условиями{31}.
Но в американском обществе происходили и другие процессы. В первые послевоенные годы сила новых факторов была недостаточной, чтобы изменить господствовавшие в стране оптимистические
