низкооплачиваемую. Но со временем все житейские трудности были преодолены. Вчерашние плотники, сапожники, таксисты и просто чернорабочие нередко становились техниками, землемерами, инженерами, врачами, адвокатами, мелкими предпринимателями, университетскими профессорами. Почти нищенская жизнь первых лет оставалась в прошлом. Появились духовные запросы, среди них и желание построить собственную православную церковь. В первые годы жизни в Бразилии русские создавали приходы при храмах Антиохийской (сирийской) патриархии. В Сан-Паулу в районе Вила-Альпина в 1930 году был возведен русский православный Свято-Троицкий храм. В те годы многие русские покупали участки земли в этом окраинном районе города и строили там себе дома. Участок для постройки церкви подарил им владелец этих земель француз Вельэ. В 1937 году русские иммигранты, осевшие в Рио-де-Жанейро, также построили православную церковь. Позже церкви появились и в других городах, где компактно проживали русские иммигранты.
В 1948–1950 годах в Бразилию прибыло несколько пароходов с так называемыми «перемещенными лицами» — жертвами Второй мировой войны. Среди них были не только бывшие советские граждане, угнанные немцами на принудительные работы в Германию, или советские офицеры и солдаты, побывавшие в немецком плену. Немало было и таких людей, которые по политическим мотивам не захотели оставаться в СССР и ушли с отступающей германской армией на Запад. В Бразилии их обычно размещали на острове Флорес, около Рио-де-Жанейро, или в общежитии иммигрантов в Сан-Паулу. Оттуда отправляли в разные города страны.
Многие «перемещенные лица» поселились в Сан-Паулу. Здесь легче было устроиться на работу, да и климат был мягче. В Сан-Паулу к тому времени жило довольно много выходцев из СССР — русских, украинцев, белорусов, литовцев. Пригород Сан-Паулу — Вила-Зелина приобрел известность как славянский район. Со временем кое-кто из его обитателей выбился в люди, разбогател. Но таких было мало. Проще было тем, кто имел диплом инженера. В Бразилии в те годы испытывалась острая нехватка специалистов с высшим техническим образованием. Их охотно брали на работу, платили хорошую зарплату.
Свою жизнь русские иммигранты старались устраивать с учетом национальных традиций. У них несколько православных церквей. Это своего рода центры русского общения. В семьях они, как правило, культивируют русский язык, стараются прививать детям любовь к русской культуре. У многих дома можно увидеть библиотеки русской литературы. Сказывается русская привычка читать книги.
Как и другие иммигранты, русские стараются подчеркнуть свою благодарность стране, которая дала им приют, стала их новой родиной. Старые иммигранты из России уже ассимилировались в бразильское общество, хотя сохраняют русские традиции и свободно говорят на родном языке. Но время от времени у них в разговоре проскальзывают слова, подтверждающие, что для них Бразилия значит несравненно больше, чем Россия. Здесь родились их дети и внуки, которые по всем понятиям — бразильцы. Внуки не знают русского языка. С Россией их уже ничто не роднит. Однажды меня представили крупному бизнесмену с русской фамилией — Борис Табакофф. Он пользовался известностью в санпаульском обществе, входил в руководство Федерации промышленников штата. Этот солидный пожилой человек всю жизнь провел в Бразилии. Россию он знал только понаслышке, русским языком не владел. В Бразилию в начале XX века приехал его отец, спасаясь от еврейских погромов. Одна из улиц Сан-Паулу носит его имя — Адольф Табакофф.
В наше время приехать в Бразилию с целью устройства на работу стало делом столь же сложным, как для бразильца получить разрешение на трудовую деятельность в США или Великобритании. Положение в сфере трудовой иммиграции резко изменилось в годы военного режима, который по идеологическим соображениям стал вводить жесткие ограничения на въезд иммигрантов. Одним из условий для въезда иностранца в качестве инвестора, например, стало требование вложения немалой суммы в бразильскую экономику. Предпочтение отдается представителям технических профессий. У инженера больше шансов получить разрешение на въезд для трудовой деятельности, чем, например, у врача, преподавателя, историка. Эти требования побуждают иностранцев находить различного рода лазейки, чтобы остаться в стране и устроиться на работу. В этих целях часто используют туристическую визу сроком до 90 дней, которая продлевается при наличии работы и ходатайства работодателя каждый раз на тот же срок.
Значительные послабления в последние годы сделаны в отношении въезда ученых, работающих в области новейших технологий. В частности, было отменено требование о том, чтобы документы об образовании и прежней работе иностранного ученого проходили экспертную оценку правительственных специалистов. Теперь достаточно ходатайства приглашающей организации.
Большинство иностранцев, составляющих новую волну иммигрантов, прибывают в Бразилию из развитых стран и обосновываются в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. Данные за последние годы значительно превышают показатели 70-х годов, когда так называемое «бразильское экономическое чудо» привлекало немало иностранных специалистов и инвестиций в страну. В 1970–1975 годах, например, в среднем в год в Бразилию прибывало более 6 тыс. специалистов. В 2000 году этот показатель превысил 17 тыс. Многие современные иммигранты имеют университетские дипломы и специализацию по новейшим технологиям. Они резко отличаются от иммигрантов 30–50-х годов. Изменение характера иммиграции произошло в результате введенных в 70-х годах более жестких критериев при отборе кандидатов с целью устройства на работу. Происходящий в последние годы процесс глобализации усилил эту тенденцию, чему в немалой степени способствует открытие в Бразилии филиалов иностранных банков и компаний, на работу в которые устраиваются многие иностранцы. В университетах и научных центрах штатов Сан-Паулу, Парана и Риу- Гранди-ду-Сул на контрактной основе работают около 200 ученых и преподавателей (в основном физиков и математиков) из России.
Бразильская помещица
Познакомился я с ней совершенно случайно. Расположившись в кресле салона первого класса лайнера авиакомпании «Бритиш аэрвэйс», вылетавшего из Рио-де-Жанейро в Европу, я обратил внимание на свою соседку. В молодости она, должно быть, была очень красива. Во всем ее облике чувствовалось, что эта женщина не простолюдинка. В светлых волосах белела седая прядь. На вид ей было около 70. Она оказалась очень общительной, и вскоре между нами завязалась непринужденная беседа, из которой я узнал, что летит она в Лондон, чтобы повидаться со своими родственниками, живущими там. В ее португальской речи был заметен легкий акцент. И в этом не было ничего удивительного. В Бразилии она поселилась, будучи взрослым человеком.
Из чувства такта я не стал спрашивать, откуда она родом, ожидая, что она сама это расскажет. Но я ошибался. Эта милая пожилая женщина не была расположена к разговору о себе со случайным знакомым. Перед посадкой в Париже, где я собирался покинуть самолет, мы с ней тепло распрощались. Моя соседка представилась Маргаритой Оливейра и дала свою визитку, в которой был указан ее адрес в Сан-Паулу. Узнав, что я живу в Рио-де-Жанейро, она написала номер своего домашнего телефона в этом городе. Мы с ней договорились созвониться через месяц, когда она вернется в Бразилию.
Возвратившись в Рио-де-Жанейро, под бременем каждодневных забот я совсем забыл о моей спутнице по поездке в Европу. Она напомнила о себе сама. Как-то вечером зазвонил телефон, и, взяв трубку, я услышал знакомый женский голос. Маргарита Оливейра приехала в Рио и пригласила меня на обед к себе домой.
Старинный белый особняк стоял на вершине холма недалеко от церкви Глория. В просторном дворе за высокой стеной я увидел среди деревьев большой дом, в котором когда-то жили отпрыски португальской знати или какой-нибудь преуспевающий коммерсант. Место для дома было выбрано превосходное. С вершины холма открывалась удивительная панорама залива Гуанабара. Было хорошо видно, как в городском аэропорту взлетают и садятся самолеты. С моря дул освежающий ветерок. Потемневшая от времени кирпичная стена была увита разноцветными розалиями. В саду росли два огромных дерева с большими листьями и несколько королевских пальм, устремлявшихся ввысь, к солнцу. За домом на склоне холма, ведущего к церкви, купол которой виднелся в сотне метров внизу, росли темнолистые апельсиновые деревья и какие-то высокие цветущие кусты, названия которых мне не были известны. Вниз к плавательному бассейну вела выложенная камнями тропинка. Сверкая своей белизной в лучах яркого солнца, дом
