давно высохшие мухи.
Ученики пользовались галереями редко, предпочитая Главную Лестницу, и потому призраки здесь встречались чаще, чем люди. Вот и сейчас, услышав впереди голоса, Таня решила, что это кто-то из привидений. Большинство призраков были приставучими занудами, поэтому, чтобы не встречаться с ними, Таня спряталась за занавес из побегов плюща, который когда-то давно пророс сквозь трещину в окне.
Сквозь плющ она увидела на широком подоконнике Лизу Зализину. Лиза сидела и плакала, уткнув лицо в руки. Таня, возможно, и не узнала бы ее, если бы не длинные распущенные волосы. Обычно слезы у Лизон бывали противные – гневные, мелкие, с обидой, со вскриками, с шипением, с раздражением на весь мир. Теперь же Лиза плакала как-то совсем иначе – широко, просторно, живительно, точно дождь проливался на высохшую землю.
– Почему? Почему? Почему? – повторяла она, силясь что-то понять, но все равно не понимая.
Рядом с Лизой стояла Рэйто Шейто-Крейто и, положив ей на плечо ладонь, легонько покачивала ее, утешая. По всему видно было, что Шито-Крыто оказалась здесь случайно, из любви к уединенным уголкам, и столь же спонтанно подошла к рыдающей Лизе.
Таню это потрясло. Она как-то резко, на уровне интуиции поняла, что доброта залегает глубже слов и глубже ума. И ничем никогда ее не истребить, если человек сам не засыплет свой колодец песком. Не подходя к Ритке и Лизе, Таня бесшумно скользнула дальше, пользуясь разросшимся плющом.
«Ритка лучше меня. Добрее. А я-то думала про нее: дрянь она хмурая. Ничего я не понимаю в людях. Просто и не пытайся!» – подумала Таня. Она ощущала себя окончательно сбитой с толку.
Глава 12
Вразные вразности
1. Саможаление опаснее рака. Ты убиваешь его в одном месте, оно прорастает в другом. Убей в себе саможаление, и ты каждый день сможешь становиться королем какой-нибудь страны. Если тебе захочется.
2. Ложь, что человек сложен. На самом деле он очень прост и равен обычно одной доминантной мысли. Мысль эта управляет большинством его решений и принципом их принятия.
3. Для человека опаснее всего быть во всем правым.
Таня отыскала Глеба на сыпучем песчаном склоне. Он сидел на самом верху, где толстые, как жилы, корни сосен переплетали землю, и рисовал жадно и быстро. Издали Тане показалось, что она видит на бумаге чей-то стремительный профиль – очень знакомый – и не менее стремительные, раздутые ветром волосы.
Перстень Феофила Гроттера был не в духе. Глеб ему не нравился, и погода не нравилась, и вообще ничего не нравилось. От рассеянной магии, разлитой в воздухе, он искрил и, как курочка золотые яйца, нес какую-то чушь.
– Девицам на выданье! Из самого Парижу! Шляпка дамская «Потеря головы» с шелковыми лентами! Чепец «королевино вставанье»! А la грек подкольный женский кафтан! Башмачки «улиточка» на прилипающей подошве! Привяжут мужа к жене, а женщину к дому! Туфельки «Попрыгушка»! Для особ, которым не сидится на месте!
– Дед, ты перегрелся!
– Это ты перегрелась! Протри глаза! Уборщик и волосочес Бертуан предлагает помаду для отращивания волос «Вздохи Амура»! Адресоваться в торговые ряды, что у конюшен.
Услышав шаги, Глеб быстро перевернул папку рисунком вниз и стал отрешенно грызть карандаш.
– Гуляешь? Прекрасная погода! – Он посмотрел на сизую дыру от солнца в сплошных тучах. С океана дул холодный ветер.
Таня дернула головой, не мешая погоде оставаться прекрасной.
– Рада за нее!
– За кого?
– За погоду. Дай посмотреть, что ты нарисовал!
– Зачем тебе?
– Просто интересно.
– А меня не волнует, что тебе интересно! – упрямо отозвался Глеб.
– А меня не волнует, что тебя чего-то там не волнует! Я и так видела. Ты рисовал женское лицо!
– Да-а? Правда? – удивился Глеб. – А я-то думаю: что я рисовал? А ты пришла и объяснила.
– Дай взглянуть! – Таня сама не понимала, что заставляет ее проявлять настойчивость.
Она была уверена, что Глеб откажется, однако он позволил ей выхватить у него папку и перевернуть. Она увидела резкое лицо, нарисованное не в профиль, как ей показалось вначале, а в три четверти. В остальном сходство было поразительным.
– Это я!.. – воскликнула Таня и горящими глазами уставилась на Глеба.
Тот сидел со скучающим видом и, набирая в ладонь песок, лениво пускал его по склону. Таня вновь вгляделась в портрет и сказала уже не так уверенно:
– Нет, не я!.. Тогда кто?
Лицо портрета было действительно очень похожим на ее, но резким, властным и недобрым.
– Это лицо девушки, которая обманула джинна Абдуллу, после чего преспокойно закопала сосуд в песок! – с запозданием ответил Глеб, забирая у Тани папку.
– Но почему она похожа на меня?
У Глеба была привычка, когда кто-то говорил, следить за ним глазами. Одними глазами, не поворачивая головы. Порой Тане хотелось пристукнуть его за такую привычку. Она жутко ее раздражала.
Очередная струйка песка поползла по склону. Глебу явно нравилось играться с песочком.
– Я ее так себе представил. Еще вопросы?.. Нет? Тогда у меня вопрос. Ты что-то узнала у Тарараха?
– Нет! – поспешно ответила Таня.
– А как же поющие гусеницы из Заповедного Леса Тибидохса?
Таня резко наклонилась к нему:
– Откуда ты знаешь?
– На «от верблюда» ссылаться, думаю, бесполезно. Верблюд все равно отморозится, что был в пустыне. Скажем так, просто знаю, – ответил Бейбарсов с вызывающей улыбкой.
Таня торопливо скользнула взглядом по своей одежде. Джинсы можно не проверять… что еще! Ага, куртка! Представляя, где нужно искать, она обнаружила в воротнике незнакомую булавку с костяной головкой. Такую же булавку, похожую на первую как две капли воды, она увидела и в воротнике Глеба.
– Только без поспешных решений! Между прочим, кость лучшей шпионки четырнадцатого века!.. Имя забыл. Матильда? Марта? – Бейбарсов отобрал у Тани булавку и воткнул рядом со своей.
Таня убито наблюдала за ним. Конечно, Глеб поступил правильно. Не стал ей доверять и подстраховался.
– Ты меня подслушивал? Давно? – Таня торопливо просчитывала, как много Глеб мог узнать. Слышал ли он ее разговор с Ванькой? Нет, тогда куртка была мокрая… Кость же работает, когда ворот касается шеи. Эх, напрасно она накинула куртку, разговаривая с Тарарахом!
Если первая реакция была спокойной, то теперь ее затопило запоздалое раздражение. Сволочь! Какая же он все-таки сволочь! Таня попыталась понять, что ее взбесило. Неужели булавка с костью и то, что Глеб узнал о птице титанов? Нет, похоже, куда больше то, что Глеб подслушал ее признание Гробыне, что она «непоследовательно ненавидит» одного отвратительного типа.
– Я тебя спрашиваю! Когда ты мне ее воткнул? Отвечай, а не то!.. – крикнула Таня, по своему голосу определяя, что потеряла самообладание. Срывалась она редко, но «зато сразу с катушек», как уточняла Гробыня.
Глеб смотрел на нее – хищно и весело. И молчал.
– Не хочешь говорить? Так вот же тебе! Получи!
Красная искра скользнула над ухом Глеба, чудом не подпалив ему волосы. Глеб оглянулся, оттолкнулся руками и заскользил по склону. Крича: «Не смей удирать! А ну разговаривай со мной!», Таня прыгнула следом и сразу поняла, что это была ловушка.
Глеб продумал все заранее и намеренно вывел ее из себя. Не переставая скользить по склону,
