46
В записях осени 1867 г. Достоевский пишет: «Страсти у Идиота сильные, потребность любви жгучая, гордость непомерная ‹.‚.›. Главный характер Идиота. Самовладение от гордости (а не от нравственности) и бешеное саморазрешение всего. ‹.‚.› Таким образом он бы мог дойти до чудовищности, но любовь спасает его. Он проникается глубочайшим состраданием и прощает ошибки» (9, 141, 146).
47
Об этом Достоевский говорит в письме Майкову от 12 января 1868 г. (28 (2), 228).
48
См.: Даль В. В. Словарь живого великорусского языка. П. Евдокимов пишет: «Идиот — по–гречески значит необыкновенный‚ отличный от других. Мышкин идет по жизни как существо, пришедшее с другой планеты» (Евдокимов 1961; 242).
49
Достоевский пишет в черновиках: «Чем сделать лицо героя симпатичным читателю?… он невинен». И далее: «Главная задача: характер Идиота. Его развить. ‹.‚.›Но! Для этого нужна фабула романа. Чтоб очаровательнее выставить характер Идиота (симпатичнее), надо ему и поле действия выдумать. Он восстановляет Н‹астасью› Ф‹илипповну› и действует влиянием на Рогожина. Доводит Аглаю до человечности» (9, 252).
В заключительной редакции романа Достоевский оставил эти планы.
50
В Евангелии от Иоанна отсутствуют моменты человеческой слабости и испытаний Христа, в частности, эпизод искушений, тоски и одиночества в Гефсиманском саду. После входа в Иерусалим и перед страстями Иисус говорит о своем смятении, а также о душевной твердости и полном осознании собственной миссии (см.: Ин 12, 27).
51
Некоторые исследователи, привлеченные образом главного героя, данным Достоевским в первой части романа, а также мыслями, высказанными писателем в письмах января 1868 г., видят Мышкина как необыкновенно светлый образ добра и красоты, побежденный не столько своими слабостями, сколько миром, неспособным принять его. Г. Хетсо определяет его: «невинный, как ягненок», «чужой в этом мире, как Христос в Евангелии от Иоанна» (Хетсо 1987; 224). Гвардини считает, что «он всего лишь человек, но из всего его существа сквозит образ Спасителя» (Гвардини 1951; 294). Проблема величия и границ Мышкина может быть поставлена иначе. На мой взгляд, она тесно связана с незнанием зла, присущим этому персонажу, который боится познать других и себя до конца. О неполноценности Мышкина, который, «не обладая данной от Бога властью, отпускает грехи» и даже в случае с Настасьей Филипповной «просто отрицает сам факт греха» см.: Левина 1996; 363.
52
Внимание к каллиграфии присутствует и в другом романе Достоевского, в «Бесах», в том месте, где Тихон просматривает страницы исповеди Ставрогина. Из его каллиграфии старец понимает смятение в душе героя, небрежность и презрение к тем, кого он описывает. В противоположность этому, в «Идиоте» интерес и внимание главного героя к каллиграфии выражает его внутреннюю гармонию и ясность. Воспроизводя подпись Пафнутия, почерк государственных писцов или французского торговца–путешественника, Мышкин с радостью вживается в них и открывается их пониманию.
53
Жак проанализировал совпадения между положением Мышкина и положением главного героя плана, озаглавленного «Император», разработанного в тот же период (см.: Катто 1978; 292—295).
54
Согласно творениям Отцов Церкви, ребенок «рождается по образу и подобию Бога», в течение своего существования отдаляется от этого образа. Его духовный путь представляет собой постепенное обретение дара, полученного от Бога, (см.: Евдокимов 1959; 476—481). Мышкину, взрослому ребенку, лишенному детства и юности, не удается в романе совершить этот путь.
55
В связи с этим см.: Евдокимов 1972.
56
О разрушающей силе красоты Настасьи Филипповны см.: Террас 1970; 52–53.
57
